Свободу генералу Моро!
Моро из тюрьмы написал Наполеону письмо, объяснив, что согласился встретиться со своим старым боевым товарищем Пишегрю, а не с Кадудалем. О заговоре он отозвался пренебрежительно: «Я даже не понимаю, как горстка людей может надеяться сменить правительство и восстановить на троне семейство, которое не смогли вернуть усилия всей Европы и многолетняя гражданская война. Уверяю вас, генерал, что все предложения, которые мне были сделаны, я отклонил как совершенно безумные».
Пишегрю, несмотря на пытки, хранил на допросах молчание. Как напишет потом Стендаль, «расчет посредством пытки добиться важных признаний не оправдывается, когда дело идет о людях такого закала, как Пишегрю». Утром 6 апреля 1804 года генерал был найден в камере висящим на собственном галстуке. Официальной версии — самоубийство — мало кто поверил. Наполеона явно не устраивала перспектива публичного процесса, на котором заслуженный генерал получил бы трибуну. Талейран прямо признавал в своих «Мемуарах», что «Насильственная, необъяснимая смерть Пишегрю, средства, примененные для того, чтобы добиться осуждения Моро, могли быть оправданы политической необходимостью».
Процесс над заговорщиками начался 28 мая 1804 года, спустя 10 дней после провозглашения Наполеона императором французов. Вели дело 12 судей, из которых наибольшую активность проявлял бывший якобинец Жак Алексис Тюрьо, голосовавший за смерть короля Людовика XVI. Протоколы суда опубликованы, и из них мы узнаем, что доказывать виновность Кадудаля судьям даже не пришлось, тот сразу признал все, в чем его обвиняли, но отказался кого-либо выдать. Тюрьо он выказывал всяческое презрение, обращаясь к нему не иначе как «убийца короля». Смертный приговор Кадудаль выслушал с полным спокойствием и, вопреки ожиданиям Наполеона, с просьбой о помиловании к новоиспеченному императору не обратился.
А вот уличить Моро в измене оказалось практически невозможно. Всякий выпад обвинения генерал легко парировал. Когда его попросили рассказать о контактах с «изменником Пишегрю», Моро ответил:
— Призываю вас быть осторожным со словом «изменник». Революция уже наплодила столько «изменников», что не успевала работать гильотина, а ее нож, не успев обсохнуть от вчерашней крови, сегодня обрушивался уже на тех, кто вчера сам выносил приговоры за так называемую измену.
Судья попытался перехватить инициативу:
— Ваша измена Франции доказывается характером ваших речей, в которых вы с завидным постоянством осуждали действия правительства, оскорбляя священную особу императора.