Впрочем, довольно скоро Мишель понял, что его везут на Петроградскую сторону, где в просторном помещении бильярдной располагался оперативный штаб господина Шустова.
Штабель ждал Муфлонского, сидя в глубоком кресле черного дерева.
«Семнадцатый век!» – машинально отметил Мишель, который даже в такой драматической ситуации не утратил навыков антиквара.
Шустов был еще более мрачен, чем его посланцы. Он был худ, костляв, длиннорук, но его худое жилистое тело дышало силой и угрозой.
Сбоку от его кресла, как придворный возле королевского трона, маячил кругленький лысенький веснушчатый человечек совершенно безобидной наружности, в котором Мишель узнал Семена Борисовича Эрлиха, с которым его не раз сталкивала трудная судьба коллекционера.
– Здравствуй, Мишель! – приветствовал Муфлонского старый знакомый. – Ты извини, что мы с Сережей так невежливо тебя вызвали…
– Ничего страшного! – проблеял Муфлонский, гадая, отпустят ли его живым.
– Ничего страшного! – как эхо, повторил за ним Штабель и громко расхохотался.
Затем он повернулся к Семену и проговорил:
– Да он юморист! Прямо Петросян!
Мгновенно помрачнев, Штабель снова развернулся к Муфлонскому и окинул его пристальным изучающим взглядом холодных, глубоко посаженных глаз.
– У нас к тебе просьба, – проговорил он наконец, когда Мишель уже готов был упасть в обморок.
– Конечно! – пробормотал Муфлонский. – Все, что в моих силах…
– Объясни ему, Семен! – бросил Штабель своему подручному.
Эрлих откашлялся, потер руки, поросшие рыжими волосками, и чрезвычайно вежливо сообщил, что они со Штабелем «очень бы просили» господина Муфлонского устроить для одной хорошей девушки уроки французского языка.
– Понимаешь, Мишель, девушке нужно ехать в Канаду, а у нее произношение не очень…
Муфлонский удивленно заморгал глазами.
Само то, что два таких серьезных человека беспокоятся о французском произношении какой-то девицы, было, конечно, странно, но могло найти разумное объяснение. Девица могла быть внебрачной дочерью одного из них или еще какого-нибудь серьезного человека, в котором эти двое заинтересованы. Она могла быть не дочерью, а любимой племянницей или, скажем, троюродной сестрой. Всякое бывает. Но вот то, что его, Муфлонского, привозят с охраной в резиденцию Штабеля, чтобы он нашел для этой девицы французскую учительницу, – не укладывалось ни в какие рамки!
– Семен Борисович! – воскликнул Муфлонский, умоляюще сложив ухоженные руки. – Да этих французских учителей полная телефонная книга! Я не понимаю…
– Он не понимает, – проговорил Штабель мрачным скрипучим голосом, повернувшись к Эрлиху.