– Ну, Иришка… что он?
– Сделает, – не глядя на Николая, ответила она. – Все сделает. Тем более что ты сам вчера, кажется, немного понял, кто он такой.
А спустя двадцать минут Роман стоял перед большой, обитой коричневым кожзаменителем дверью и нажимал звонок – раз, другой, третий. Его предупредили, что хозяин немного глуховат. Впрочем, дверь открыли довольно скоро. На пороге возник высокого роста худой старик с седой бородой и подрагивающей нижней губой. Его глаза недоуменно выпучились на гостя. Старик держал в руках охотничье ружье. Роман не успел и слова сказать, как тот навел на него два черных дула и рявкнул густым, гулким басом:
– Опя-а-ать?!
– Вы же меня не знаете, – выговорил Роман. – Я еще ничего не… я объясню, уберите, пожалуйста, ружье.
– Чевво?..
От него пахло водкой и почему-то сырым мясом. Белосельцев чуть прищурился.
– Я поговорить, – тихо сказал он, пристально глядя на свирепого хозяина квартиры. Тот что-то проворчал, потом медленно опустил ружье, отодвинулся в прихожую, пропуская Романа, и произнес:
– Ну… зайди.
В коридоре стояли четыре пары валенок. На стене висел чей-то смутно знакомый портрет: усатый, щурящийся человек в кителе. Роману показалось, что он уже где-то видел этого человека. Гипотеза о том, что это портрет хозяина в молодости, была отвергнута.
Квартира была огромной, пустынной и гулкой. Судя по всему, в ней было не менее четырех комнат, но мебели здесь набиралось едва ли на две. Все остальное пространство было завалено пустыми бутылками; бутылки были везде – в углах, стройные шеренги вдоль стен. На кухне стоял стол, на нем стакан, початая бутылка водки и селедка. Старик сел за стол и, выудив откуда-то второй стакан, мутный, как окна в осеннее ненастье, плеснул Роману немного водки.
– Пей! – приказал он. – Чего тебе надо? Ты из жилкомхоза?
– Вы забыли, – ответил тот. – Наверно, погода такая. (Тут Роман вспомнил фамилию человека на портрете, висящем в прихожей: Сталин. И послушно повторил то, что советовала говорить ему Ирина получасом раньше.) Октябрь на носу. Вы хотите посетить партячейку коммунистов-сталинцев?
Говоря эту чушь, он не глядел на хозяина квартиры.
Бред был совершеннейший, но на старика он подействовал феноменальным образом. Он вскочил и, опрометью бросившись в комнаты с завидной для его возраста скоростью, через минуту вынырнул обратно, что-то прижимая к груди. В глазах его, влажных, набухших красноватыми жилками, стояло мутное выражение отрешенной гордости. Он глянул на Романа искоса и медленно выложил на стол красную книжицу: партбилет. Белосельцев поднял на старика глаза и, устремив в его подергивающееся лицо цепкий взгляд, выговорил: