Жарко. Ужин накрывается во дворе — без стола, на циновках. По кругу идет тазик для мытья рук: приборов не предусмотрено, еду из общей миски привычно берут правой рукой. В вечернем меню шу-шу — рис с острым соусом и рыбой. Мы берем щепотью порцию за порцией, вдыхая пряный аромат горячего риса, в дальнем углу двора блеет коза, на небе рогами кверху подвешен серпик луны. Левой рукой Льяджи держит фонарик, указывая лучиком на куски рыбы: «Вкусно?» — «Очень!» — «Вот, возьми еще, это другая». Другая еще вкуснее — рыба-капитан, сочная и нежная... На прощание — зеленый чай и... игрушки. Крохотные цветные машинки — самосвал, грейдер, экскаватор — сделаны из консервных жестянок. Когда-то хозяин начал делать их на продажу, и торговля шла так бойко, что позволила ему скопить деньги на образование. Теперь игрушки делает брат, такой вот у них семейный бизнес, и даже есть мастерская. Жаль, не успеем завтра заехать...
Полдень в Мопти на берегу великой реки
По Нигеру
Нигер для Мали — все равно что Нил для Египта. Если верить слухам, недавно в его бассейне обнаружились немалые запасы нефти. Вполне возможно: соседней Нигерии с нефтью уже повезло.
Говорят, в сезон дождей
Мопти
становится похож на Венецию. И сейчас в лагуне лавируют своеобразные пироги — их здесь называют «пинассами». Ходят они с мотором и под парусом, а на мелководье приводятся в движение шестом дежурного «гондольера». Именно так я перебираюсь с одного берега на другой, от местного рынка — где, как и встарь, соль продают огромными плитами — к известному всей округе бару «Бозо», украшенному рисунками «а-ля Пиросмани».
Мы грузимся на пинассу. Наша, — скорее, прогулочная, длиной метров пятнадцать и с мотором. Между бортами прилажены скамьи, делящие лодку на отсеки для еды и отдыха, большая часть их скрыта под навесом, защищающим от солнца. Хозяин судна Амаду — капитан и штурман в одном лице; сын его приставлен к мотору. Еще в команде мальчик-матрос, без устали выгребающий черпачком просачивающуюся в лодку воду, и юная красавица-повариха Бамана. В сухой сезон Нигер мелеет, и, чтобы развернуться в нужном направлении, нам приходится выгребать ближе к середине фарватера и делать изрядный крюк.
Солнце палит, согревая желтую воду. На пологих берегах тянутся в небо эвкалипты, пасутся козы и круторогие коровы зебу. «Гиппо, гиппо!» — вскакивает вдруг со своего места Бамана. И вправду, метрах в сорока по правому борту из воды показывается огромная голова. Бегемот, между прочим, символ Мали, в Бамако даже скульптура такая есть: внушительных размеров «речная лошадь» на постаменте. В огромную розовую пасть травоядной лошадки — третьего по величине млекопитающего после слона и носорога — заглянуть не удается. Как это у Маршака? «По целым дням из водоема он не выходит — там свежей...» Не обращая на нас внимания, гиппо фыркает, пару раз ныряет и скрывается из глаз — пастись на дне Нигера.