Скоро кое-кто из них женится, зачнет детей и заведет себе по шамбе, а в один прекрасный день воссядет в Совете Старейшин. — Он сплюнул на землю. — Ну да, конечно, отчего здесь быть несчастным?
— Действительно, — согласился я.
Он метнул в меня пренебрежительный взгляд.
— Может, ты сам расскажешь о причинах собственного несчастья? — предложил я.
— Ты же мундумугу, — язвительно на помнил он.
— Кем бы я ни был, я тебе не враг.
Он глубоко вздохнул, и напряжение, казалось, вытекло из его тела, сменившись покорностью.
— Я не знаю это, Кориба, — сказал он. — Просто временами мне кажется, будто весь мир состоит из одних врагов.
— С чего бы это? — спросил я. — У тебя вдоволь еды, вдоволь помбе, есть хижина, где тепло и сухо, тебя окружают сородичи кикую, ты прошел посвящение и стал мужчиной, ты живешь в мире, полном... почему же ты думаешь, что этот мир враждебен тебе?
Он указал на черную козу, которая мирно паслась в нескольких метрах от нас.
— Видишь ту козу, Кориба? — спросил он. — Она достигает в жизни большего, чем когда-либо достигну я.
— Не глупи, — нахмурился я.
— Я серьезно, — настаивал он. — Каждый день она дает деревне молоко, раз в год рожает козленочка, а когда умрет, наверняка пойдет в жертву Нгаи. У нее есть в жизни цель.
— И у нас тоже.
— Вовсе нет, Кориба, — покачал он головой.
— Тебе скучно? — уточнил я.
— Если путешествие по жизни сравнить с путешествием по широкой реке, можно сказать, что сейчас я плыву вдали от берегов.
— Но у тебя есть назначение, и ты можешь увидеть его, если приглядишься, — возразил я. — Ты возьмешь жену и начнешь шамбу. Если ты будешь упорно трудиться, у тебя будет много скота и коз. Ты воспитаешь множество сыновей и дочерей. Чем тебе такое назначение не нравится?
— Очень даже нравится, — сказал он, -только в нем нет места МНЕ. Моя жена будет воспитывать моих детей и возделывать мои поля, а мои сыновья будут пасти мой скот, мои дочери будут ткать мне одежды и помогать матери готовить мне еду. — Он замолчал на некоторое время. — А я... я буду сидеть вместе с остальными мужчинами, обсуждать погоду и пить помбе, и в один прекрасный день, если доживу до этого момента, я присоединюсь к Совету Старейшин, а изменится от этого только то, что тогда я буду общаться с друзьями не у себя, а у Коиннаге дома. А потом я умру. Вот она жизнь, которая меня ждет, Кориба.
Он топнул по земле пяткой, послав во все стороны крохотные облачка пыли.
— Я буду лишь ПРИТВОРЯТЬСЯ, что жизнь моя более наполнена смыслом, чем жизнь той козы, — вновь заговорил он. — Я буду важно выступать перед женой, несущей охапку хвороста, и буду убеждать себя, что делаю это, чтобы защитить ее от масаев или вакамба. Я построю бому выше человеческого роста, вокруг вобью острые колья и буду говорить себе, что все это, чтобы защитить скот от льва и леопарда. Я постараюсь не вспоминать, что на Кириньяге и в помине нет львов и леопардов. Я никуда не буду выходить без своего верного копья, хотя служит оно мне как палка для опоры, когда солнце поднимается высоко в небе. Но я упорно буду твердить, что без него меня разорвет на кусочки либо человек, либо зверь. Вот, что я буду говорить себе, Кориба... но ведь я же знаю, что все это ложь.