В других же историях женщина, жалея детей, брала грех на свою душу, кормила семью, но с нею самой впоследствии происходило что-нибудь очень неприятное. Вот как строго следовало — и следует — соблюдать пищевые запреты, соблюдать кошерность — от слова «кошер» — «чистый», «дозволенный».
Но кроме обычной, так сказать, пищи, приготовленной ритуально чисто, существует и целый набор блюд, общий у большинства еврейских групп. К примеру, фаршированная рыба, бульон с миндалем (из теста), рубленая селедка, куриная печенка, сладкий цимес из моркови, чернослива и меда и многое другое. Причем если треугольные пирожки с маком и орехами «гомынташ» — их едят на праздник Пурим — появились еще в Палестине, то другие — фаршированная рыба, например, царица еврейской кухни,— получили распространение, очевидно, в Европе. Об этом свидетельствует и германское название блюда «гефилтэ фиш», употребляемое даже в Израиле, где вообще очень блюдут семитскую чистоту языка.
В тех местах, где много еврейских ресторанов (обычно эти места расположены далековато от нас), они делятся на «еврейские», где не столь уж заботятся о ритуальной чистоте, зато подают фиш, цимес и редьку с гусиными шкварками, и «кошерные», где все религиозно выдержано, зато еда может ничем не отличаться от еды соседнего христианского (или вообще, не дай Бог, атеистического) предприятия общественного питания.
Но к тому моменту, когда я впервые входил в двери еврейского заведения, я об этой разнице не знал. То есть о том, что существует «кошер», я знал неплохо, но предполагал, что его «кошерное» содержание объединено с блюдами, вполне национальными по форме.
Входил я в двери не один. Со мной был мой старый друг Ле Суан Ту, вьетнамец по национальности, человек интеллигентный и деликатный.
Дело было в Праге. О том, что в Праге есть кошерная столовая, я знал раньше, выяснил ее адрес и предложил Ту пойти туда вместе. Надо сказать, что именно Ту приохотил меня к вьетнамской пище, особенно к вкусному блюду «сау-тхить-бо», и обучил есть палочками. Так что Прага предоставила мне некоторые возможности реванша.
Ту охотно согласился. Он тоже любил поесть. И экзотику на столе тоже уважал, почему ел иногда — хотя и нечасто — в Ханое котлеты с жареной картошкой. Оживленно обсуждая будущее меню, мы пересекли Парижскую улицу, завернули у Старо-новой синагоги за угол и вышли к столовой.
Дверь открывалась в огромный полутемный холл. Через приоткрытую дверь в противоположной стене выбивался свет, но он едва освещал холл. Тем не менее можно было разобрать квадратные надписи на стенах и какие-то прямо вавилонские изображения. Ту несколько приутих и шепотом спросил: