III
Ждать становилось невыносимо. Я проверил: дверь в библиотеку действительно была заперта на ключ. Чтобы убить время, а заодно отделаться от навязчивых вопросов, я решил взглянуть на книги.
Довольно скоро я убедился, что библиотека здесь весьма своеобразна.
Я начал со стеллажа под названием «Общая литература», где, похоже, была представлена систематическая подборка самых впечатляющих изданий. Многие из них были своего рода шедеврами, однако ж для подростков с возрастными нарушениями психики, как утверждала доктор Марта,— от них мог быть один лишь вред. На этом стеллаже так называемые «проклятые» поэты соседствовали с писателями, одержимыми больным воображением, чей гений был способен порождать только ужасы. Большинство книг сопровождались иллюстрациями, бесспорно, талантливых художников — им удалось обогатить страшное, волнующее повествование еще более впечатляющими образами.
Призрак Эдгара По в самом деле не желал оставить меня в покое. Я тут же наткнулся на одно из самых великолепных его изданий. Думаю, не случайно. Я воспринял это уже как должное. Произведения гениального рассказчика были мне хорошо известны, и я обратил внимание главным образом на рисунки.
Одаренный художник даже превзошел самого великого создателя кошмаров. Пройдясь как бы вскользь по бесхитростным «странным» рассказам, он целиком сосредоточился на самых жутких. Взгляд мой остановился на «Падении дома Ашеров». Черно-белая иллюстрация к последней сцене ввергла меня в дрожь. Надпись под гравюрой была: «...там, за ними (дверьми. — Пер.), высокая, окутанная саваном, и вправду стояла леди Мэдилейн. На белом одеянии виднелись капли крови, на страшно исхудалом теле— следы жестокой борьбы». Но воплощенный в рисунке образ истекающей кровью женщины с искаженным мертвенно-бледным лицом живо передавал смертные муки, что испытала героиня рассказа, заживо положенная в гроб.
Я перелистывал страницу за страницей, и повсюду мне попадались рисунки под стать первому. Художник, к примеру, не преминул изобразить черного кота на голове мертвеца, замурованного убийцей в подвальной стене вместе с трупом жены.
Не забыл он и «Беренику», со зловещей тонкостью выписав ослепленного жестокостью маньяка, вырывающего зубы изо рта мертвой возлюбленной. А с каким блеском воплотился его талант в «Колодце и маятнике»! С каким мастерством изобразил он адов колодец, который не дерзнул описать даже сам По,— ему хватило запечатлеть один только взгляд обреченного на лютую казнь, склонившего голову над краем бездны.