Под ногами хрустели ребра и позвонки. В конце зала ход шел вниз и там двоился — один рукав уходил вглубь, другой вел в почти такой же зал: там на полу лежали куски недозрелого мумиё. В это время фонарь стал тускнеть, и опасение остаться в этих лабиринтах в кромешной тьме, которая, точно камень, наваливается на грудь, стесняя дыхание, погнало нас к выходу. Жаль, что не смогли пройти дальше.
— Говорят, при афганцах сюда люди поднимались, скот весь поели, а воды у них не было... — рассказывает Мулло, помогая мне вылезти. — Тогда «лашкари кукан» — «ломающие горы», так себя называли солдаты афганского эмира Абдуррахмана, вторглись сюда и ни старого ни малого не пощадили, женщин в рабство забирали, жгли и грабили. Был такой Каршо, наш национальный герой, его могила в Ратме, — он хотел с афганцами сражаться, но они его предательски убили. Тогда Ионов с летучим отрядом из Оша пришел и афганцев выгнал.
Да, Памир почти единственная среднеазиатская территория, которая добровольно попросилась в русское подданство.
Мулло нужно спешить домой, а я хочу спуститься в огромный естественный амфитеатр полукилометром ниже, где возле голубого озерка виднеются развалины кишлака Дырч и средневековой крепости Абрешим-Кала (Шелковая крепость — интригующее название!). Мы расстались, и я начинаю спускаться по скалам, которые, точно ступени, все круче уходят вниз. Для тренированного скалолаза здесь нет, конечно, особых препятствий, но для новичка вроде меня... Стоит сделать неверное движение — и вниз лететь метров двести. Где-то уже ниже середины обрыва, с трудом, почти на руках добравшись до узенького карниза, я обнаруживаю, что по трещине, на которую рассчитывал, спуститься нельзя и что вниз на десятки метров идет отвесный утес. Сразу начала мешать сумка с фотоаппаратами. Я пытаюсь пройти по сужающемуся карнизу и перескочить на соседний выступ, однако это оказывается невозможным. Опираюсь на камень, он вдруг вывертывается из-под руки, и несколько мгновений я с похолодевшей спиной балансирую над пропастью. Дрожь в пальцах и глухое отчаяние усталости придали новые силы. Вжавшись в скалу, по маленьким выступам я вскарабкался на прежний свой путь и, обойдя поверху опасное место, продолжил спуск. Ниже обрыва пошла бесконечная осыпь. Иногда я принимался бежать по ней, чтобы скорее добраться до текущего внизу ручья. Наконец я, совершенно измотавшись, опускаюсь на колени к воде старого знакомого — лянгарского арыка, одного из тех творений человеческих рук, на которых держится жизнь в этих горах.