Дине стали сниться тяжелые мучительные сны. Словно ее предупреждали о чем-то. Она то шла в густом тумане, то вязла в болоте. Сны эти можно было предсказать. Сквозь дрему она чувствовала странное томление, и ей хотелось проснуться, чтобы прервать тревожные видения, но сон втягивал в себя и разрешал открыть глаза, только когда история была рассказана.
Они сидели за столом и играли в мафию. Пятеро. Она видела Ташку, Костика. Человек напротив — строгое узкое лицо, запавшие глаза. Он должен сейчас что-то сказать, и Дине не хочется слышать эти страшные слова. Но вот человек поднимает глаза и пальцем показывает на нее. Все согласно кивают. Дина еще улыбается. Это же игра! Сейчас она убедит всех, что никакая она не мафия, что она мирный обыватель. Ташка смеется. Конечно, игра! Что так расстраиваться? Костик смотрит под стол. Что он там потерял? А этот черноглазый все тычет и тычет в нее пальцем. А справа сидит кто-то, кто может помочь.
«Сегодня ночью убили человека», — говорит сидящий напротив.
И вот уже Дина куда-то идет. Дверь распахивается, а за ней черный провал раскопанной земли.
«Нет! Это игра!»
Она падает навстречу черноте.
— Положи рядом с собой мешочек с лавром, липой или ромашкой. Они успокаивают, — советовали в институте.
— Смерть — это хорошо. Это значит, что тебя впереди ожидает что-то новое, — успокаивала Ташка.
Подруга учится в медицинском колледже. Она уже не раз ходила в морги на практику. Со смехом рассказывала, как ее закрыли в холодильнике. Дина ложится в кровать. Ей эти сны скорее сулят конец жизни, чем начало.
— Ты просто впечатлительная, — говорит мама. — Не смотри перед сном телевизор.
Дина закапывается с головой в одеяло. Ей кажется, что она сама стала чьим-то кошмаром.
На грудь что-то давит, хочется повернуться. Неосуществимое желание рождает тоску. Сон приближается.
Маленький городок. Невысокие дома. Их видно из окна ее комнаты. Сверху город кажется красным из-за черепичных крыш. Они холмами то возвышаются, то опадают, топорщатся трубами. Ветер раздувает занавески. За ее спиной стоит высокий худощавый мужчина. Она его любит, они женаты. Тяжелое золотое кольцо оттягивает палец. Он говорит короткие отрывистые фразы. Немецкий, но она все понимает. Да, да, ему надо идти. Но так тяжело оторвать взгляд от его новой формы, от острого гладко выбритого подбородка. Она вдыхает аромат его одеколона. Новый флакон — вчера разорвана упаковка на голубой коробке. Эта мысль успокаивает — ничего не произойдет, у него с иголочки форма, новый одеколон. Дорогой. Флакон не может пропасть, он должен быть использован до конца.