— Я такой же лоцман, как и всякий, — был ответ Мак-Коя. — Мы все здесь лоцманы, капитан, и я знаю каждый дюйм этих вод.
Но капитан горел нетерпением.
— Мне нужно кого-нибудь из начальства. Я хочу переговорить с ними, и как можно скорей.
— Тогда я и в этом могу вам служить.
Опять это коварное внушение покоя, а под ногами яростное горнило корабля! Брови капитана нетерпеливо и нервно поднялись, и кулак сжался, словно для удара.
— Кто вы, черт возьми? — спросил он.
— Я здесь главное должностное лицо, — был ответ, и голоса мягче и нежней нельзя было вообразить.
Крупный широкоплечий человек разразился грубым хохотом, звучавшим скорее истерично, чем весело. Оба — он и капитан — недоверчиво и удивленно рассматривали Мак-Коя. Было невероятно, что этот босоногий поселенец занимал такой высокий пост. Его грубая бумажная блуза без пуговиц открывала обросшую седыми волосами грудь и обнаруживала полнейшее отсутствие рубахи. Старая соломенная шляпа едва покрывала его седые растрепанные волосы, до половины груди спускалась нечесаная патриархальная борода. В любой лавке готового платья за два шиллинга его одели бы совершенно так же, как он стоял сейчас перед ними.
— Родственник Мак-Коя с «Боунти»? — спросил капитан.
— Он мой прадед.
— А! — сказал капитан и затем, опомнившись, прибавил: — Мое имя Давенпорт, а это мой первый помощник, мистер Кониг.
Они обменялись рукопожатием.
— А теперь к делу.
Капитан говорил быстро: необходимость крайней спешки заставляла его быть немногословным.
— Под нами огонь уже больше двух недель. Каждую минуту этот ад может вырваться наружу. Вот почему я держал на Питкэрн. Я хочу ее доставить на берег или просверлить ее и спасти корпус.
— В таком случае вы ошиблись, капитан, — сказал Мак-Кой. — Вам следовало бы направиться к Мангареву. Там прекрасный берег в лагуне, где вода точно в мельничной запруде.
— Но мы ведь здесь, разве не так? — спросил помощник. — И в этом все дело. Мы здесь, и мы должны что-нибудь предпринять.
Мак-Кой добродушно покачал головой.
— Здесь вы ничего не сделаете. Здесь негде пристать, даже негде бросить якорь.
— Ерунда! — сказал помощник. — Ерунда! — повторил он, когда капитан сделал ему знак выражаться помягче. — Не говорите мне таких нелепостей. Где же причаливают ваши лодки, шхуны, катера — что у вас там имеется? Ну, отвечайте же мне на это.
Мак-Кой улыбнулся так же мягко, как он говорил. Его улыбка была лаской, объятием, обвивавшим усталого матроса и пытающимся приобщить его к тишине и спокойствию безмятежной души Мак-Коя.
— У нас нет шхун или катеров, — возразил он. — И мы втаскиваем наши каноэ на вершину скалы.