— Нет,— сказал я, и меня пронзило чутье собеседника.— Просто вспомнил одного человека, большого знатока оперной музыки. Он в сорок четвертом году освобождал Польшу, знает про Яна Кипуру, разбуди его ночью, и Он узнает голос, который, однажды услышав, запомнил на всю жизнь. Вот я и подумал: приеду домой, позвоню ему — он живет рядом — и скажу: «Роберт Андриасович, сейчас зайду к вам с одним вашим старым знакомым». Он откроет дверь, а я буду держать перед собой пластинку. Вот и представил выражение его лица.
— Об этих ранних связях человека я часто думаю в последнее время,— спокойно, будто роясь в памяти, сказал Квятковский в тон начатой беседе.
Он умолк, но продолжал глядеть на снежный дневной свет.
— Маэстро! — вырвалось у меня, но я осекся, вспомнив, что передо мной профессор. Хотел, попросить Квятковского развить мысль о связях, не подозревая, что сам он думает об этом же.
Он повернулся ко мне, но, заметив мое смущение, успокоил меня:
— Здесь,— он обвел рукой свой кабинет,— здесь можно все. Самое главное — свободно мыслить... Вот, вы уже гуляли по улицам Варшавы и видели всюду на наших витринах экспозиции старой Варшавы на больших фотографиях. У вас тоже имеются великолепные снимки дореволюционной России... Я давно думаю сделать взаимный обмен, даже берусь сам организовать выставку старой Москвы или Ленинграда у нас в Варшаве, а выставки Варшавы в Союзе... Фотография — самое хорошее историческое наследие, лучшее, чем литература, рисунок или обещания и уверения в любви и дружбе, потому как фотография не врет. И так как в наше время создается новая атмосфера взаимоотношений — «белые пятна» мы изучаем, а «черные» — разъясняем, мы должны понимать, что в прошлом отношения между Польшей и Россией были сложными, иногда трагическими. Создавалось много предубеждений, особенно с нашей стороны. Теперь надо рассеивать эти предубеждения... Оттого, что ваши люди, например, будут заглядывать в архивные документы эпохи короля Станислава Августа, а мы — изучать, допустим, Петергоф, наша система не разрушится...
— Человек, знающий историю, умнее переживает современность,— заметил я и увидел на лице собеседника одобрение.
— Я забыл вас предупредить, что люблю, когда мысль рождает мысль,— сказал он ласково и продолжил: — В Варшаве девятнадцатого столетия было достаточно много русских: чиновников, военных... Поляки путешествовали по России, учились в русских университетах, в Академии художеств Петербурга... Я много читаю разных воспоминаний русских людей, они были восхищены Варшавой и всякий раз по пути в Париж останавливались у нас, а некоторые застревали здесь, в Варшаве, не хотели ехать дальше. Их удерживали не только наши прекрасные женщины...