— Это верно,— ответил дядя,— ослы хорошие. Правда, немного подуставшие и немного голодные. Вы, конечно, издалека идете?
— Нет, не слишком, всего два дня пути,— вмешался Игнасио.
Мигель толкнул его в бок и сказал:
— Тут мой друг не всю правду сказал. Сейчас мы в пути два дня. Это так. Но это после последнего дня отдыха. А в самом деле мы в пути уже почти месяц.
— Тогда нет ничего странного в том, что ослы слегка сдали. Ну ничего, мы их снова откормим.
Говоря это, дядя пристально присмотрелся к этим людям, к их одежде. Но старался делать это незаметно — пусть все выглядит так, будто он посматривает на них без всякой задней мысли, чисто случайно, а сам мысленно занят покупкой и перемножает в уме какие-то числа.
— И сколько вы хотите? — спросил он, по-прежнему не спуская с них глаз.
— Ну, я думаю,— начал с улыбкой Мигель, доверительно покачивая головой,— я думаю, двенадцать песо — не слишком высокая цена.
— За всех? — с невинным видом переспросил дядя.
Мигель громко рассмеялся, будто услышав удачную шутку.
— Конечно же, не за всех. Я имел в виду... Двенадцать за каждого...
— Это очень высокая цена,— ответил дядя деловито.— За такие деньги я могу купить их и на базаре в Дуранго.
— Как сказать? — усомнился Мигель.— Там они намного дороже. Пятнадцать или даже целых двадцать песо. И, вдобавок, вам надо будет еще пригнать их сюда.
— Верно,— кивнул дядя.— Но на базаре можно купить какие-то товары и погрузить их на тех же ослов.
Мигель от души рассмеялся:
— Вижу, я имею дело с человеком опытным и знающим толк в торговле, поэтому и не буду упрямо стоять на названной цене. Мое последнее слово, самое последнее — и ударим по рукам, сеньор! — девять песо за каждого. Я понимаю, у вас свои трудности — у нас ведь тоже в этом году долго не шли дожди.
— Девять песо я заплатить не могу,— спокойно проговорил дядя.— Четыре песо и ни сентаво больше.
— Сойдемся на пяти, и ослы ваши,— сказал Мигель, сунув руки в карманы, словно не сомневаясь, что тот ответит согласием.
— Четыре песо — вот мое слово,— спокойно проговорил дядя.
— Вы с меня живого шкуру сдираете, ну ладно, нет счастья в жизни, значит, нет. Но пусть я завтра к утру ослепну, если за такую цену я не продал, а подарил вам ослов.
Говоря это, Мигель переводил взгляд с дяди на его племянника, а потом на своих сообщников. Те закивали и изобразили на лице неизбывную печаль: отдали, мол, только что за бесценок последнюю рубашку.
А дядя тоже кивнул, но с таким видом, будто еще вчера после обеда знал, что купит сегодня ослов по четыре песо за штуку.