Пленник волчьей стаи (Пшонкин) - страница 92

— Замолчи ты, жравший мясо с волками! — взъярился Вувувье.

Гнев и обида сжали горло парня, но надо было отвечать.

— Говорю, — он снова поднял левую руку. — Я, сын Ивигина, убил Вожака стаи и его кровью смыл позор своего плена.

Люди переглянулись. Хорошее дело совершил сын Ивигина, но обычай есть обычай: тонувший в большой воде, даже если он спасся или его спас другой, все равно должен сам уйти к «верхним людям», И деливший с диким зверем кусок мяса тоже должен сам уйти вверх…

Глаза Тынаку метали черные стрелы в людей. Даже в отца. Атувье это увидел, и в его сердце вошла радость.

— Смерть ему! Забросаем его камнями и собачьим пометом! — заблажил Вувувье. — Люди стойбища Каиль, он хочет рассердить ваших духов! Бросайте в него камни. — Богач повернулся к толпе. Глаза его налились кровью. — Кто первый бросит в него камень, тому я прощу все долги и дам еще пять оленей. — пообещал он.

Люди попятились от разгневанного Вувувье.

Котгиргииу вдруг захотелось, чтобы… волк Атувье, Черная спина, дрожавший от приступа ярости, бросился на богача, сосавшего кровь из бедных пастухов, как стая оводов из оленя. Шаману захотелось сказать слова одобрения богатырю Атувье, от которого пошли бы крепкие, сильные дети. Но Котгиргин не мог разрешить Атувье остаться в стойбище: слишком велика сила обычаев чаучу. Однако шаман Котгиргин недаром слыл великим мудрецом. Мельком взглянув на красавицу Тынаку, он сказал:

— Сын Ивигина, ты видишь, люди стойбища Каиль боятся разгневать духов. Страх перед духами заставляет людей отвергнуть тебя. Уходи, люди боятся тебя.

В напряженной тишине вдруг раздался звонкий, высокий, словно крик всполошенной чайки, голос Тынаку:

— Я не боюсь!

Все повернулись к непокорной. А она, гордо подняв голову, шла к Атувье. Поравнявшись с Котгиргином и Вувувье, она еще выше подняла подбородок.

— Я не боюсь… духов! Атувье не виноват, побледнев, сказала Тынаку и обернулась к толпе. — У вас злые и трусливые сердца, Я не боюсь и уйду с Атувье, — она решительно подошла к парню, встала рядом.

Вувувье ринулся было за ней, но его осадил грозный рык Черной спины. Он был страшен сейчас, сын Дарки, «глаза стаи»: его янтарные глаза горели, как жаркие угли, темные губы трепетали от напряжения, обнажив крупные кипенно-белые клыки. Шерсть на загривке волка поднялась, словно от порыва сильного ветра. Богач испуганно попятился, загородив рукавом лицо. Затем, опомнившись, подпрыгнул к Итекьеву, который стоял рядом с Ивигином, схватил старика за рукав, дернул на себя.

— Почему ты молчишь, Итекьев, сын трусливой собаки? Я дал тебе богатый выкуп за твою дочь. Она — моя. Моя! Она нарушила обычай. Прикажи ей вернуться. Прикажи! Иначе я потребую выкуп назад и заберу за прошлые долги всех твоих паршивых оленей, и тогда ты подохнешь с голоду вместе со своей старухой, — орал Вувувье.