— Ну что вы, Антонина Ильинична, деньги я найду. Дело не в деньгах. Мне это в принципе не нравится.
— А куда ж денешься? — ответила Антонина Ильинична, прямо как Оксана Терентьева. — Это ж твой хваленый рынок. Все продается и покупается.
Вера многое могла бы на это возразить, но спорить не стала. Действительно, никуда не денешься.
Еще один спор возник у них из-за прислуги. Вера сразу, когда еще выбирали квартиру, заявила, что хочет нанять домработницу, а Антонина Ильинична воспротивилась:
— Зачем нам чужой человек?
— У меня времени нет полы мыть, у вас нет сил.
— Да я как-нибудь, — уговаривала Антонина Ильинична.
В Долгопрудном она приноровилась наверчивать на швабру мокрую половую тряпку и шаркать ею по полам, прекрасно понимая, что такое мытье «по верхам» ничего не дает, но наклоняться и мыть как следует ей становилось все тяжелее. Годы давали о себе знать: повышалось давление, побаливали суставы, кружилась голова. И все-таки ей ужасно не хотелось впускать в дом постороннего человека.
— Ладно, — сдалась она наконец, — но только на уборку. Готовить я сама буду. И за покупками ходить.
— Зачем вам таскать тяжести?
— А у меня сумка на колесах! Хочу сама выбирать, что купить. Еще неизвестно, что твоя домработница навыбирает, — заупрямилась Антонина Ильинична. — Небось синеглазку от лорха не отличит.
— И то, и другое — хорошая картошка, — пожала плечами Вера. — Я буду посылать ее вместе с вами на рынок. Вы выбирайте, а сумку пусть она таскает. Авось научится, на вас глядя.
Антонине Ильиничне это не понравилось, но она решила не спорить. А Вера подумала, что она постепенно привыкнет и начнет доверять домработнице.
Раз уж остальные члены семьи ушли гулять, Вера воспользовалась их отсутствием, чтобы провести еще один тяжелый разговор. Опять ей надо было позвонить в Сочи. На сей раз, увы, не Ашоту. Впервые за семь с лишним лет после отъезда из родного города она позвонила матери.
Отец собрал в сочинском доме отличную библиотеку, и Вера решила перевезти ее в Москву. Лидия Алексеевна книгами не интересовалась, Лоре они тем более были не нужны.
В пятикомнатной московской квартире пахло побелкой и было пустовато: мебели не хватало. Пришлось перевезти из Долгопрудного старый, еще советских времен, румынский гарнитур Антонины Ильиничны. Он кряхтел и стонал во время переезда, он весь трясся, казалось, он вот-вот рассыплется прямо на глазах. Но его все-таки собрали на новом месте. На фоне побеленных по европейской моде стен эта мебель выглядела провинциально и убого, жалась по углам, как бедная родственница. Вере грустно было на нее смотреть. Вот если бы книг побольше!