— Экипаж у нас подобрался отличный, — басит Черных. — Вы возьмите механика, Носкова Константина — молодой крепкий парень, можно сказать, настоящий сибиряк.
— Костя без году неделю в Сибири, — смеется напарник.
Николай возражает:
— Не в том суть, когда приехал. Обжился парень. А главное — характер у него сибирский!
Я спрашиваю у Черных, кого же он называет настоящими сибиряками.
Экскаваторщик минуту медлит с ответом.
— Я так думаю. Условия у нас нелегкие. Требуют души, огонька. Иначе не берись. И если человек крепкий... — Черных сжимает кулак. — ...Упорный, на ногах держится твердо, то наш, сибиряк. Это главное.
Из молочной завесы, скрывшей стройку, доносятся голоса рабочих, короткие очереди перфоратора.
— Вон там наши ребята монтируют кран. Вы знакомы с работой монтажников?.. Ну так знаете, каково им приходится здесь. Река парит, а мороз. Кругом металл. Скинешь брезентовую рукавицу, вмиг застынет рука. А ведь иной раз приходится скидывать. Зацепится парень монтажным поясом и висит у себя на верхотуре, за воротничком ветер гуляет. Внизу Ангара кипит. И никто не пожалуется. А чуть какая беда с кем — все помогут. Сибирью воспитаны.
Мы вспоминаем все поколения, «воспитанные Сибирью». Землепроходцев-казаков, прошедших эти земли насквозь, вышедших к берегам Тихого; потомки этих первых сибирских насельников увидели Аляску, основали первые русские поселения на берегах Северной Америки, в Калифорнии. Люди большого мужества, особой физической закалки, отмеченные той неистребимой жаждой познания, которая отличала всех первооткрывателей. Побратавшись, породнившись с исконным населением Сибири, они дали жизнь новым поколениям, для которых суровый, беспредельный край был родиной... Мы вспоминаем первых переселенцев-крестьян — покидая «Запад», они, энергичные, свободолюбивые люди, не верившие ни в бога, ни в черта, увозили с собой ненависть к помещикам и попам и тоску по «земле обетованной». Сибирь встречала их неласково — урядничья, тюремная Сибирь вовсе не была «обетованным краем», и они искали все более глухих, все более отдаленных мест, и гибли, гибли, но те, кто оставался жив, врастали в землю прочно, как кедры. Мы вспоминаем поколения политических ссыльных, начиная с декабристов: они, не потеряв себя в этой обстановке заброшенности, не поддавшись усыпляющему влиянию глуши, принесли сюда свет культуры, свои высокие революционные идеалы — они заронили здесь искры, которым было суждено разгореться в пламя народного восстания. Мы вспоминаем партизан времен борьбы против колчаковщины, дивизии сибирских стрелков, насмерть стоявшие под Москвой, и видим, как эта нить от поколения к поколению приводит к сегодняшнему сибиряку, энтузиасту великого строительства.