Борис Дьячков, радист, тихо говорит мне, что идем мимо «нашей» бухты. Сейчас над бухтой яркое солнце, вода спокойная, тихая. Даже скала, выпачканная зелеными мазками, совсем другая. Она обрушилась, и видны четкие полосы породы. Тогда она была белой, нависшей над берегом.
Как будто мы были не здесь, как будто не здесь нас за год до этого трепал шторм!..
...Вечер шестого октября караван встретил тогда в Беринговом море. Закатное солнце подсветило море, корпус корабля, заглянуло в иллюминатор. Чем ниже уходило солнце за линию горизонта, тем большее зарево разливалось по небу. Густое и красное, оно словно растворялось в небе, бледнело, отдавая свой цвет. Апельсиновый горизонт резко прочертили похожие на черные молнии тучи. Судно перекладывала с борта на борт крупная зыбь, но в Тихом океане это дело обычное. Пока все
Мы смотрели на это как на чудо. Неожиданно в неположенное время пришла радиограмма: «Находитесь в центре циклона смещающегося норд-ост тчк». Но море все еще спокойно. Только волна более глубокая и накат ее продолжительней. Наше судно все глубже зарывалось носом, все выше его выносило на гребень волны... И вдруг первый неожиданный удар. Откуда подкралась эта волна — непонятно. Но это как удар из-за угла. Мощный, внезапный. Волна накрыла шлюпочную палубу, опрокинула на борт судно, вспенилась и рассыпалась. Было слышно, как что-то внутри судна не устояло и покатилось. Эта волна показалась случайной, но прошло несколько минут, и только было забыли об этом ударе, как новый мощный и снова неожиданный бросок, сильный крен и вслед за ним удар. Дверь рубки распахнулась, и всех окатило водой. Удары волн становились все чаще, чаще, началась какая-то фантастическая пляска. Все, что было не закреплено, полетело на палубу. Уже не было видно ни синего клочка неба, ни черных туч, похожих на горы. Вода вдруг вспенилась, закипела. С оглушительным ревом налетел шквальный ветер. Он ревел, как аэродинамическая труба, из которой с бешеной скоростью вырывался снег. Волн не стало. Не стало неба. Был только кипящий водоворот. Снежный заряд закрыл не только впереди идущее судно — ничего не было видно на расстоянии пяти метров. В течение пятнадцати минут шторм достиг двенадцати баллов.
Флагман передал по каравану: «Идем в ближайшее укрытие» — и сообщил координаты.
Наш капитан Михаил Тимофеевич вызвал радиста Палагина. Пока Палагин настраивал ослепший локатор, капитану помогли открыть дверь рубки, и он с биноклем вышел на мостик, пытаясь разглядеть маяк. Согнувшись, прижимаясь животом к борту, он вглядывался в море. Что он там видел?