Если уж мы обратились к историческим корням, то есть полный смысл заняться историческим прошлым Австралии подробнее. Для облегчения задачи разобьем его на этапы (причем первый этап был этапом в самом прямом смысле этого слова!).
1. Уголовное прошлое Австралии. Для простых людей это время репрессий, и потому они не любят, когда упоминают о той поре. Когда же о ней заговаривают в их присутствии, они называют все это диким преувеличением, сплошной злобной выдумкой, вытащенной на свет божий с единственной целью — опорочить великую нацию. Однако, если бы в свое время в Австралию в качестве изгнанников отправились бы не лондонские уголовники, а преподаватели из Оксфорда и Кембриджа, речь современного австралийца гораздо меньше напоминала бы наш родной кокни...
Подобное отношение к прошлому укоренилось здесь, правда, далеко не у всех. В начале 50-х годов мне не удалось обнаружить в Германии ни одного бывшего нациста. Вполне понятно, что я не рассчитывал встретить в Австралии хотя бы одного человека, готового признаться в том, что его предки — каторжники. В Лондоне один австралиец как-то сказал мне: «Мы произошли не от заключенных, а от стражников». Однако в самой Австралии мои представления были опровергнуты. Первая же встреченная мною леди, очень богатая, очень элегантная и из самой верхушки среднего класса, с которой я принялся обсуждать этот вопрос, живо сказала:
— Да, я сама происхожу из семьи каторжников. Моего прапрапрапрадедушку привезли сюда в кандалах.
Мне потребовалось время, чтобы осознать одну непреложную истину: наиболее «передовые» австралийцы гордятся своими предками-уголовниками. Своеобразный уголовный снобизм в Австралии растет и крепнет. Первые прибывшие сюда поселенцы были хулиганами, убийцами и ворами — не лучшие человеческие экземпляры, надо сказать! Только охранявшие их стражники были, пожалуй, не более привлекательны. Но ни тем, ни другим это качество было ни к чему. Гораздо ценнее то, что они обладали выносливостью, находчивостью, храбростью, а именно эти свойства давали возможность выжить в те жестокие дни. Однако вскоре появились более интеллигентные преступники. Последняя партия ссыльных состояла почти из двухсот биржевых маклеров, наказанных за какую-то грандиозную и вполне невинную аферу. Разумеется, с их появлением средний уровень интеллигентности этой маленькой страны резко возрос. Многие нынешние австралийцы претендуют — нередко без всяких оснований — на то, чтобы их считали потомками этих самых маклеров. Да, да, ныне в интеллигентных кругах Австралии стало чуть ли не правилом хорошего тона ссылаться на предков-уголовников! К несчастью, преступников было слишком мало, чтобы удовлетворить спрос на них: до 1886 года, когда ввоз каторжников прекратился, на континент было доставлено 168 тысяч человек. И все же их ореол еще не погас, и, скажем, две сотни биржевых маклеров играют здесь ту же роль, что викинги, отважные воины и охотники у других народов. Поговаривают даже, правда с оттенком жалости и снисходительности, будто прогресс в Западной Австралии идет столь медленно именно потому, что тамошние жители не унаследовали ни одной черты от тех легендарных Двухсот (Справедливости ради стоит сказать, что Австралия унаследовала не только «дух легендарных Двухсот» и нескольких тысяч уголовников, но и гордый дух ирландских повстанцев, сосланных сюда английской короной после восстания 1798 года. Дело в том, что после отделения от Англии Соединенных Штатов английское правительство решило использовать вновь открытые земли как удобное место новой ссылки, в том числе и своих политических противников. — Прим. ред.).