До этого в кабинете уже сидели трое других. Им начальник говорил то же самое. И они не взялись. Отказались по очень веским причинам — им этот рейс казался невозможным. Причины начальник Дальстроя знал и сам.
Горючим машина должна быть заправлена до самого Хабаровска и, значит, может принять на борт лишь килограммов двести груза, не больше. Речь же идет о значительно большем весе. Даже если при такой перегрузке и удастся взлететь, то набрать нужную высоту, чтобы маневрировать, почти невозможно. А для столь перегруженной машины даже небольшое обледенение или легкая болтанка — гибель.
Пилот Александр Чернов, бортмеханик Александр Бухонин и бортрадист Владимир Болдырев переглянулись.
Сказал Бухонин:
— Попробуем.
...Итак, на первых порах повезло. Больше всего летчики опасались низких дождевых облаков, которые несли обледенение или сильную болтанку. Но облачность, к счастью, была, средней, и горизонт просматривался хорошо. Правда, идти пришлось очень низко. Поэтому Чернов вел самолет подальше от гор, над морем. Только на подходе к Охотску удалось наскрести около четырехсот метров высоты и то потому, что горючего стало меньше.
Радист Володя Болдырев тем временем трудился у рации, собирая сведения о состоянии аэродромов и погоде по трассе.
Парню исполнилось лишь семнадцать, но его уже считали одним из самых умелых «снайперов эфира». Сейчас ему надо было выловить в кричащем хаосе звуков голоса нужных радиостанций. С трудом разобрав и соединив записанные им обрывки радиограмм, он отправил их пневматической почтой пилоту. Лицо пилота просветлело: «Погода до самого Хабаровска отличная, аэропорты принимают».
Наконец-то радист может отогреть окоченевшие от холода и напряжения пальцы...
На самолетах тех лет летчики объяснялись между собой только записками, жестами и мимикой. И Чернов с Бухониным обменялись сейчас выразительным жестом: показали друг другу поднятый кверху большой палец.
Казалось, первый этап маршрута благополучно пройден. В стороне, справа, уже проплывал Охотск, когда вдруг сорвало фонарь, прикрывающий кабину пилота. Ударил ледяной упругий воздух. Он выбивал из глаз слезы, туманил зрение.
Пилот повернул к бортмеханику обожженное морозом лицо. «Что делать будем?» — прочел Бухонин в его глазах и сделал решительный жест в сторону Охотска: посадка! Иного выхода не было. Но легко сказать — посадка, когда в Охотске площадка способна принимать лишь маленькие ПО-2...
Чернов прошел над аэродромом, осматривая состояние посадочной площадки, определил направление ветра и пошел на посадку. «Только бы не промазать».