Мы только улыбнулись: «До форели ли сейчас?»
Дорога поползла вверх по склону, часто переламываясь очередным поворотом. Забираться еще долго — к самым снегам, белыми полянами окружившим перевал. Там, на высоте пяти тысяч метров, пробит туннель, выходящий в тыл Белых Кордильер. Дорога — уступ между провалом с одной стороны и уходящей вверх стеной камня с другой — очень узкая. Через стекло дверцы не удается увидеть край обрыва, вдоль которого катятся колеса, видно только дно ущелья, темнеющее далеко внизу. Со встречной машиной не разминуться. Едва вмещаются колеса одной. Для разъездов служат специальные площадки. Повороты иногда настолько круты, что проехать их удается, только подавая машину вперед-назад, заворачивая колеса по самой кромке обрыва. Понятно, почему в начале дороги шофер, глядя на изображение девы Марии, прилепленное к приборному щитку, оторвал руку от руля и несколько раз быстро перекрестился... Через темную горловину туннеля выкатываем на другую сторону горы. Останавливаемся ненадолго, подъем позади, теперь предстоит такой же головокружительный спуск. Под ногами струятся ручейки: днем снег, покрывающий склоны, подтаивает.
Туристы здесь, видимо, бывают нечасто. Но те немногие, что забираются сюда, выражают свои чувства в надписях, покрывших скалы у выезда из туннеля. Имена, страны, даты. А вот и чье-то жизненное кредо: здесь, на высоте, можно открыться. «Да здравствую Я, только Я!» — крупно выведено на камне.
В Уари добираемся поздно вечером. Остановка на ночь. Завтра дальше в путь.
В деревне Палка автомобильная дорога обрывается, дальше можно двигаться лишь на лошадях или мулах по горным тропинкам. Нужно попасть в селение индейцев Уакачи, из района которого и получены тревожные вести.
В Палке неожиданно встретились с группой Геннадия Гузнова, которая работала прежде в Уари. Узнав раньше нас о начавшейся эпидемии, ребята поспешили в окрестные деревни. Сейчас они возвращались в лагерь с больным товарищем. Находясь среди больных, трудно было уберечься: Саша Бондарь, переводчик, лежал с высокой температурой.
Ребята рассказали нам о трудностях пути, характере заболеваний, о том, как стоически держалась Люда Плетнева, по нескольку раз за ночь делавшая инъекции тяжело больным детям. Скоро мы расстались; на машине, привезшей нас, они вернулись в Уари.
Лошади, ишаки пришли только к вечеру. За день перепаковали все грузы, чтобы удобнее навьючить ишаков. Утром, пропустив вперед караван со снаряжением, тронулись в путь. Почти все мы впервые сидим на лошади. Саша Валуев говорит, что с детства обходил стороной всех животных выше кошки... А тут лошадь и едва заметная полоса тропы, пробитой по краю пропасти. Где-то внизу, будто с самолета, видны прямоугольники полей, домишки, нанизанные на серую нитку дороги. Смотреть вниз не хочется... До Уакачи восемь часов такой «дороги». Постепенно осваиваемся в седле. Но все же, когда лошадь, припадая на задние ноги, звонко скользит подковами по круто уходящей вниз поверхности скалы, становится не по себе. Чтобы не перелететь через голову лошади, упираясь в стремена, откидываешься далеко назад. Часа через три то одна, то другая лошадь, устав, останавливается. Многих усилий стоит заставить их двигаться дальше. Да и не поднимается рука, чтобы хлестнуть по часто вздымающемуся, влажному от пота, округлому кобыльему боку. С мелко подрагивающей губы ее свисает пена... Спешиваемся. Перекинув через плечо поводья, двигаемся пешком. Идти трудно: большая высота, не хватает кислорода. Остановиться бы, упасть, собраться с силами. Но каждый час задержки может стоить жизни людям...