За весь день мы ни разу не видели, чтобы хоть одна из сотен змей попыталась напасть на человека (мы проверили многих змей — ядовитые зубы у всех были целы).
Детей Ширалы с малых лет учат обращаться со змеями. Начинают, понятно, с неядовитых. На улицах Ширалы нам часто попадались ребятишки с коричневыми древесными змеями, обвившимися у них вокруг шеи. Со временем, когда ребята будут уверены в себе, зная, что сноровкой и лаской можно добиться от животных многого, им доверят кобр.
По всей Индии к кобре относятся одновременно с благоговением и с опаской. Но только для жителей Ширалы Нулла Памбу — змея кроткая в полном смысле этого слова. Ибо они ее действительно укротили...
Гарри Миллер
Перевела с английского А. Резникова
Алистер Маклеод родился в Канаде и вырос в маленьком рыбачьем селении Данвеган, на севере провинции Новая Шотландия. Здесь, на берегах Атлантики, начиная с XVII века селились исконные рыбаки, потомки кельтов — ирландцы и шотландцы, бежавшие в Новый Свет от тирании англичан: Маклеод прекрасно знает жизнь канадских рыбаков — ведь он сам, подобно герою его рассказа, в юности промышлял рыбу. В 17 лет уехав с побережья, Маклеод работал шофером, лесорубом, шахтером и с перерывами учился в университете провинции Нью-Брансуик (Канада). Сейчас он работает ассистентом профессора английского языка в городе Форт-Уэйн и печатает рассказы в канадских и американских журналах.
Когда под утро меня будит страх, я открываю глаза в четыре часа с тревожным ощущением, что снова проспал: отец уже оделся, он ждет меня внизу, за окошком мне видятся неясные фигуры, — я вскакиваю, ищу шерстяные носки, лихорадочно вспоминаю какие-то важные слова, затерявшиеся, стершиеся в полусонном мозгу, — под ногами у собравшихся возле дома людей хрустит подернутая ледком земля, они нетерпеливо притопывают сапогами, дышат в ладони, согревая руки, сейчас о стекло ударится камушек, еще один... надо крикнуть, что я уже встал, крикнуть... кому? За окном темно, на город навалилась ночная тишина, но отец — отец меня ждет, ведь лодка... голова постепенно проясняется... Лодка?
Лодки, беспокойно пляшущие у пирса, далеко... очень далеко...
Я просыпаюсь окончательно. Теперь только окурки в переполненной пепельнице тревожат приутихшую мертвую память. Серые трупы в холодном пепле. Я закуриваю сигарету, но торопливые вспышки еще резче высвечивают этот застывший склеп. Мне страшно оставаться наедине со смертью, я встаю с кровати, зажигаю свет, полностью откручиваю в ванне оба крана и под бойкий плеск разлохмаченной струи равнодушно и с неохотой, но шумно умываюсь. Потом одеваюсь, спускаюсь по лестнице и иду в ближайшее ночное кафе.