...Обходя нас стороной и замедлив ход, плывет работяга-буксировщик: флаг у нас еще не спущен. Но водолаз уже стоит на трапе. Ребята отвинчивают иллюминатор шлема, кто-то раскуривает сигарету, и Гена одними губами принимает ее и жадно затягивается.
— Ну как? — спрашивает он.
— Как в кино, — отвечает второй водолаз. — Штука нужная...
Возвращаемся в порт. Успели вовремя, потому что показался плавкран: он шел поднимать то, что мы видели на экране. Солнце, ветра нет. Кажется, погода обещает быть хорошей, но осень — самое коварное время.
С моря порт кажется еще красивее. Он виден по горизонтали и в перспективе. При взгляде на белые корпуса кораблей невольно думаешь о «Крабе-2». Пока он «видит» на расстоянии нескольких метров. Но это пока... Телеглаз поможет гораздо быстрее осматривать флот, грамотнее вести подводный судоремонт и судоподъем, лучше эксплуатировать причалы... Пока есть туманы и штормы, рифы и скалы, у причалов будут стоять носом в море и кормой к берегу спасатели, а напряжение «получасовой готовности» хоть немного снимет телеглаз и придаст всем звеньям аварийно-спасательной службы уверенность, быстроту и точность, которые так необходимы, когда в эфире раздается «SOS».
Н. Сафиев, наш спец. корр.
Американские встречи спортсмена-конника
— Вы собираетесь наконец работать? — спросил Томас Кингсли, на чьей ферме мы жили с тройкой наших рысаков.
Долго терпел он, наблюдая наше типично ипподромное шаманство: сдувание пылинок с лошадей, проводки в руках под попонами, теплая водичка по утрам, а главное — не перетрудить работой, лишней ездой! Он видел, что мы не бездельничаем, толчемся вокруг лошадей с утра до вечера, но все это было не в его вкусе. Долго терпел Томас Кингсли-ковбой, но тут не выдержал.
Когда мы с тройкой пересекли Атлантику, на вероятный вопрос: «Что вы хотели бы увидеть в Америке?» — у меня был готов ответ: «Ковбоев». И вот неожиданно без всяких предисловий мы оказались с ковбоем лицом к лицу. Томас вообще был немногословен, но, как это бывает с молчаливыми людьми, взорвавшись, уже не мог остановиться.
— Поймите меня правильно, — говорил он, — вы конники-спортсмены, а я ковбой. И лошадь и езду я понимаю как ковбой. Поймите правильно, я не намерен вас обидеть. Мы, люди Северной Дакоты...
Разговор происходил в Огайо, но для Томаса не существовало ничего, кроме Северной Дакоты, откуда он был родом.
— Мы, люди Северной Дакоты, как все ковбои, грязь допускаем только на сапогах, а в душе ее не держим и чужой труд умеем уважать. Только у вас своя езда, а у меня своя. Что лучше, судить не буду. Вам, наверное, следовало остановиться в другом месте, где есть спортивный манеж, есть тренеры, которые занимаются этой... этой... — Томас искал слова помягче, но ясно, что хотел сказать «чепухой».