Мы погрузились на пароход и вышли в открытое море. Покачивало. Я получил разрешение посмотреть мостик, и тут же меня встретил просто ребенок, третий помощник капитана, которому вахта выпадала, как нарочно, ночью. Розовые лица у кормила власти или у руля океанского судна заставляли меня, звавшегося молодым, чувствовать себя каким-то обветшавшим праотцем. Я взял себе за правило, как тень отца Гамлета, являться на мостик за полночь.
Филиппок — именем толстовского мальчика я называл нашего штурмана, потому что, как вы помните, Филиппок носил отцовскую шапку, налезавшую ему на уши, а штурману, мне казалось, велика капитанская фуражка, — Филиппок, совсем один на мостике, вел во мраке океана гигантский корабль. Он смотрит в бинокль. Он говорит в рупор. Шелестит лоцией.
Если я поднимался на мостик раньше, к девяти, штурман Филиппок как раз в это время проверял по первым, только что выступившим звездам наше положение в океане и выглядел особенно маленьким: на ветру, на открытой площадке, среди вечных валов худенькая фигурка с ушами, оттопыренными великоватой фуражкой, орудуя какой-то помесью подзорной трубы с циркулем и линейкой, ловит огромную мерцающую звезду и обращается ко мне:
— Хотите Венеру посмотреть?
«О, — думал я в ответ, — как монументально пошел бы я ко дну, если бы мне поручили вести дело подобного размера!» Я спросил у капитана: что же это, младенец, да еще по ночам, руководит нашим кораблем? Капитан ответил: «Штурман. Давно плавает». Давно?! Наверное, в этот морской стаж входят и мокрые пеленки.
Наконец, Фред. В нем, кроме детства, было еще специфически американское соединение ребячливости со зрелой деловитостью. Отец его был строитель-монтажник. Сам Фред учился в восьмом классе, а кроме того, как и многие его сверстники, подрабатывал — на ферме у Томаса. Он скопил денег, купил телку. Сама по себе телка была ему ни к чему, просто денег хватило как раз на телку. Фред повез ее в город, показал на выставке, взял приз, продал. Скопил еще денег и купил лошадь. Скажете: «Чичиков!» Какой же Чичиков, когда он под широкой шляпой, в седле и с лассо в руках — Фенимор Купер! Гарри Купер! Именно так и смотрели на него местные девчонки.
Фред был выделен Томасом нам в помощь, а лишние руки требовались — рысаки наши за долгую дорогу несколько одичали, хотя в Москве они прошли руки мастера-наездника, который сам, однако, отправиться за океан не мог: его ждали большие призовые гастроли в Париже. После того как без тренировок протянулось почти два месяца, лошадей нужно было готовить к троечной езде фактически заново и каждую отдельно. Они стали подхватывать на унос, бояться всякой тени или же делать вид, как умеют это делать лошади, что боятся. Как их переубедить?