— А что с Треллией? Где она? — почти выкрикнула Адиона, но не услышала своего голоса.
— Не волнуйся, я её тоже спрятала. Она в безопасности, — так же беззвучно ответила Ламирана. Речь её была так легка и спокойна, что Адиона, слушая её, начала дышать ровнее, и постепенно совсем успокоилась.
Ламирана подошла ближе и протянула руку. Рука хранительницы Жёлтокаменного ручья оказалась прохладная и влажная. Но на Адиону это почему-то подействовало успокаивающе, едва она прикоснулась к руке феи.
— Пойдём, ты совсем продрогла, — всё так же беззвучно сказала она.
— А как же моя подруга? — переспросила Адиона.
— За неё не беспокойся. Нежить её не увидит, — ответила фея, подводя девушку к совершенно гладкой скале. Проведя рукой по ровной поверхности камня, хранительница вошла в него, увлекая за собой принцессу.
Девушки оказались в просторной комнате без окон и дверей, однако несмотря на это вся комната была залита светом, странным образом исходившим неизвестно откуда.
В центре комнаты находился небольшой круглый столик и несколько резных кресел. Остальное пространство комнаты утопало в цветах, которые росли, казалось, прямо из пола. Но внимательная Адиона сумела рассмотреть небольшие продолговатые ящички, почти полностью вкопанные в землю: из них-то и росли разнообразные удивительные цветы. Откуда-то доносился приятный шум фонтана, пение птиц, неожиданно пробежал лёгкий ветерок.
Только сейчас Адиона поняла, что они находятся на террасе приземистого домика, сложенного из таких же жёлтых камней, что были разбросаны по всей долине Жёлтокаменного ручья.
— Проходи, — ласково и властно произнесла Ламирана. — Моё скромное жилище сможет укрыть вас от нежити, и здесь вы сможете отдохнуть и привести себя в порядок.
С этим словами Ламирана отвела в сторону пышную ветку какого-то южного фруктового дерева, растущего прямо перед окнами жёлтокаменного домика, и сквозь открытое окошко Адиона увидела в самой глубине комнаты мирно спящую Треллию.
* * *
Крейн Норринг, король Амилора, открыл глаза. Сделать это было довольно трудно из-за запёкшейся крови, которая склеивала веки так, что королю пришлось довольно долго, скрипя зубами от боли, отрывать бурую кровавую корку. Но не от физической боли стонал король. Боль душевная, боль от сознания той опасности, что угрожала его дочери, боль от предательства друга были куда сильнее любой физической боли.
Король открыл глаза. Перед ним была всё та же кромешная тьма, что и раньше. Крейн Норринг приподнялся на руках и попытался сесть. Осторожно, рукой, в темноте он нащупал холодную каменную стену и сел, прислонившись к ней плечом. Только сейчас он почувствовал жуткую головную боль, которая, пульсируя, то нарастала, то становилась меньше, уходя куда-то вглубь. Инстинктивно обняв голову руками, Крейн Норринг ощутил что-то вязкое и липкое, покрывавшее почти всю голову.