Гостиница располагалась совсем близко, на той же улице, что и магазин. Однако «Умбракул» канул в Лету. «Приятный отдых» — значилось на вывеске, изображавшей очень маленького человечка в халате с очень большим чубуком в руке. Кольца дыма, на которые живописец не поскупился, красивыми вензелями обрамляли название.
— М-да, — выйдя из кареты, разочарованно произнес Савельев. — Сменилась вывеска, значит, скорее всего, сменился и хозяин. Я бы предпочел застать владельца старого «Умбракула» хотя бы за тем, чтобы спросить его, что это, черт побери, означает?!
Из дверей выглянул сонный швейцар в длинной, до пят ливрее. Его сонное лицо вмиг оживилось, стоило ему услышать требование важных гостей позвать «самого хозяина».
Нынешним владельцем гостиницы оказался плотный мужчина средних лет, в модном, но плохо сидящем на его широких плечах сюртуке и в полосатом шелковом галстуке, того сорта, что продается под видом парижских новинок по пяти штук за рубль. Каменноостровского франта величали Буренковым Аркадием Савичем.
— Пожалуйте-с, господа, удостойте посещением. — Уяснив себе чины гостей, он приветствовал их целой серией поклонов, которые становились тем ниже, чем больший восторг он испытывал. — Позволите самоварчик поставить? У нас это вмиг, и самая лучшая закуска, а что касаемо вин, то шампанское имеем настоящее-с, Клико… Прикажете подать-с?
— Мы при исполнении, любезный, — строго напомнил ему статский советник, но, увидев разочарованный взгляд хозяина, смягчил тон: — Хотя чаю можно и выпить, попозже. Но прежде чаю подайте-ка нам книгу, где записывались постояльцы за тысяча восемьсот тринадцатый год, если таковая у вас хранится.
— Непременно-с хранится! — уверил его Аркадий Савич и с неожиданной для его фигуры легкостью выпорхнул в какую-то дверь, откуда почти тотчас вернулся, неся на вытянутых руках, как поднос с хлебом-солью, большую книгу в черном переплете. За ним следовал почтительно оскалившийся в улыбке половой, нагруженный подносом, на котором стоял серебряный чайный набор, красиво окруженный розетками с вареньями и вазочками с печеньями.
— А вот и реестрик-с, господа. — Буренков взгромоздил книгу посреди стола. По его знаку половой пристроил возле нее поднос и мгновенно исчез. Нахрапцев тут же принялся изучать записи, а Савельев, взяв чашку, разговорился с хозяином, который ни за что не соглашался сесть к столу наравне с гостями.
— А у вас, любезный, я смотрю, отличное заведение! И прислуга вышколенная, и чай замечательный! Тот, что в гостиницах и трактирах обычно подают, какими-то жжеными тряпками воняет!