Скажите, разве при всех проблемах жилищного строительства, при всех срочных нуждах и не терпящих промедления обстоятельствах вы не бросились бы восстанавливать то, что стало символом нашей государственности, нашей культуры, нашей истории? Разве не гордились бы втайне, что ваши рубли — неважно, большие или нет, а важно, что заработанные, — пошли на воссоздание национальной святыни?
Так вот, поймите теперь поляков. Поймите этот народ с обостренным чувством чести и достоинства, с его гордостью за каждый камень, выстоявший в годы разделов и нашествий, с его постоянным желанием проявить себя в творчестве, искусстве, науке по самому высокому счету, какой только существует на свете... Поймите тех рабочих и служащих, курсантов военных училищ, которые приезжают каждый день на Замковую площадь расчищать руины, кирками и ломами разбивать ненужный теперь фундамент крепостных стен. Поймите архитекторов, которые по архивным чертежам, по миллионам рисунков, фотографий, гравюр восстановили доскональный проект утраченного дворца. Поймите, наконец, варшавских стариков, классических старых варшавян, потомственных обитателей Охоты и Мокотува, энтузиастов в душе и скептиков наружно, — они приходят к статуе Сигизмунда с самого утра, обстоятельно раскланиваются друг с другом и потом принимаются наблюдать и обсуждать ход работ. Обсуждение, если его послушать со стороны, может дать немало оснований для размышления о природе польского юмора.
О этот юмор! Я был в знаменитом СТСе — театре сатириков и на премьере шлягеров будущего сезона, которую устраивало в шикарном кафе отеля «Бристоль» общество эстрадных композиторов, и на программе, посвященной традиционным песенкам и анекдотам варшавских улиц и дворов. Публика была разная — «интеллектуальная», пижонская, простодушная, и юмор был разный — с оттенком снобизма, с налетом светскости, довольно-таки соленый. И все же природа, а вернее истоки, оставались неизменны. Юмор проистекал из самой сути польского характера. А в этом характере — и поляки это сами признают — много аффектации, бравады, бретерства, духа противоречия, страсти произвести впечатление, ослепить, поразить, прыгнуть выше головы, набрать в жизненной игре не двадцать одно, а двадцать два. Так вот, юмор призван урезонить эту заносчивость, «утихомирить» ее. Он прекрасно с этим справляется, а поскольку ирония по собственному адресу есть несомненный признак ума, свойство души тонкой и неравнодушной, а поскольку все эти качества в высшей степени обаятельны, у польского юмора, помимо своего прямого действия, возникает еще и побочный эффект.