— Погрейтесь малость. Дела хватит на всех, и острых ощущений тоже.
Сорок килограммов аммонала на горбу, шаг, еще шаг. Лестница, выбитая ногами на верх гребня, стала скользкой. Ноги трясутся, руки немеют, щеки мерзнут, на лбу пот. Качнуло раз, еще... Чернобородый подставил плечо и помог снять мешок.
Потом взрыв, пошла лавина, оголился склон. У костра из нескольких поленьев и солярки греем руки и банку тушенки. Закопченная от солярки банка ходит по кругу. Смотрю на этих «снежных людей», вспоминаю, кто из них кто... Вот этот, с седой бородкой, очень серьезный и деловой, с револьвером на боку, в куртке и в капюшоне из лохматого собачьего меха, — Николай Васильевич Максимов, хозяин всего снега и льда Киргизии, начальник снегомерной гидрографической партии. А этот — с таким же клинышком бороды, только еще не седым, и не такой серьезный, и без револьвера — Володя Зябкий. Бородач, что пригласил нас таскать мешки, — Юра Баранов. У них с Зябкиным на счету по нескольку сот обрушенных лавин на дороге Фрунзе —Ош и на иныльчекской трассе. А этот четвертый и единственный безбородый — Виктор Фатеев, такой худой, что ему не в горы ходить, а на равнине стоять и от ветра качаться. А он так мешки таскал, что за ним не поспеешь... Фатеев — инженер-гляциолог, на его душу приходится 6578 ледяных квадратных километров.
Дорогу скоро освободили от снега, и пошли по ней караваны машин с Большой земли, груженные мукой, сахаром, кормом для скота. И не было большего праздника у людей чабанского края Тогуз-Тороо, уставших от трудной зимы. Говорят, что там было много съедено и выпито, но ни лавинщиков, ни нас на том празднике не было. Мы вместе с ними уехали освобождать от лавин иныльчекскую дорогу.
...И вот опять раздутые до предела рюкзаки катаются по полу вертолета. Опять Максимов не снимает с головы лохматый капюшон, Баранов придерживает связку лыж, чтобы она не трахнула его и меня по голове. Зябкий просматривает записи. Фатеев клюет носом; для него нет лучшего снотворного, чем дрожь вертолета. Георгий прижимает к груди кофр с аппаратурой, чтоб «не перетрясло оптику». Мы летим по снежным делам в бассейн реки Исфайрамсай...
Вертолет поднял лопастями пургу, чуть прикоснулся к снегу колесами и завис. Садиться ему нельзя — завязнет в снегу. Командир МИ-4 Лева Вересов смеется из кабины:
— Был бы у меня отпуск, остался бы с вами в этом Крыму.
Он всегда шутит. Вышвыриваем из вертолета весь походный скарб, выпрыгиваем сами и отбегаем в сторону, пригибаясь от лопастей. Лева отрывает от снега вертолет, делает прощальный круг и уходит вниз, к теплой долине. Славный парень этот Лева! Через любой перевал машину проведет, почти на любом месте вертолет посадит, на всякий «SOS» прилетит. Лавинщики называют его «штатным» — значит, своим.