Так он и сделал.
Но только баю на глаза попался и слова сказать не успел, как бай ругаться стал, затопал ногами, затрясся весь.
«Ты вор, — кричит, — и обманщик! Я тебе доброе дело сделал, твоих, а не своих гостей накормил, большой чанак агарана не пожалел, а ты мне что возвращаешь?!»
Схватил бай чанак из рук бедняка, выплеснул агаран на землю, растерянного должника в чанак посадил и другим большим чанаком его а крыл. «Вот какой мерой долг отдавать надо!» — кричит.
Сидит под большим чанаком бедняк, сгорбился, шевельнуться боится и вдруг слышит, как бай просит аллаха помочь ему: вора ужасного, которого он будто бы ловко поймал, между двух чанаков заточить, пока не вернет он сполна своего долга. Хотел бедняк крикнуть, что не виноват он и не вор вовсе, просто бай его даже не выслушал... Но поздно. Склеились края чанаков, только там, где щели оставались, смог бедный дехканин протиснуть руки и ноги да голову. Прочно приросли деревянные тазы к его спине и груди. Так, на четвереньках, как все звери, а не как человек, в ужасе убежал бедняга, ставший пышбагой — черепахой, от злого бая прямо в черные пески — Каракум.
Долго скрывался он от людских глаз. А весной, когда молодые верблюжата нарождаются и верблюдицы обильно дают молоко, пришел в свой кишлак, подавив стыд; пришел снова просить взаймы агарана, чтобы отдать на этот раз сполна долг баю. Но только теперь не просил он без разбора у всякого, не приходил со своим несчастьем и с просьбой к богатым и злым, а шел к таким же беднякам, как и он, шел к тем, кто понимал его без слов.
Всякий, к кому подходил несчастный Пышбага, готов был вылить ему в таз свой последний агаран. Но несчастный не мог собрать молоко, ведь чанак бая на его спине был перевернут вверх дном...
Посмотрите на черепаху Пышбагу. Какое страдальческое лицо! От долгого пути, от жары и скудной пищи стали морщинистыми шея и ноги и безразличен взгляд. Но, немало испытав и повидав, бедняга по-прежнему верит в доброе сердце людей, иначе зачем он появляется каждой весной у кишлаков и доверчиво идет навстречу людям своей усталой, медлительной походкой. Никто его не обижает — ведь нельзя обижать слабого и несчастного. Поверье о том, что нельзя не полить на панцирь черепахи верблюжьего молока, если она пришла к твоему дому, сохраняется до сих пор. Это и символ доброты человеческой, и известная на Востоке боязнь молвы, что проявил позорную жадность, и просто любовь народа к своим безвредным соседям — диким животным.
Забывчивый мулла
Не очень высоко над нами зазвенел мелодичный голос; потом песня внезапно оборвалась, и довольно крупный жаворонок, падавший с неба, ловко спланировал у самой поверхности земли. На земле он сразу же побежал куда-то в тень, высоко держа голову с хохолком.