Там за Познанью, среди равнины, лежит небольшой городок Шамотулы, до которого ехать пригородным поездом с вагонами времен первой мировой войны. В этом городе со старинной усадьбой и дворцом устроилось правление комбината, объединившего десять государственных хозяйств. Здесь производят мясо, молоко и яровую пшеницу. Пшеницу сеют семенами разных стран, и на польской земле соседствуют сорта советские и сорта из ГДР. Здесь работают машины, собранные в цехах ГДР, Болгарии, Венгрии и Советского Союза. Во дворце со старинной лепкой, с богатым паркетом поселились дирекция комбината, клуб, библиотека, кафе, бар. И вы можете вечером поболтать с рабочими, сидя за свежими газетами, которые продаются тут же, если приедете сюда из Познани в забавном пригородном поезде с необычной, во всю длину вагона, подножкой, в каждое купе которого ведет отдельная дверь.
Я видел, как горит над Новой Гутой молодое солнце новой Польши. Отсюда, с могильских полей, 19 января 1944 года наступали на Краков советские войска. Здесь гремело тогда поле сражения на старых кладбищах. Теперь Новая Гута на многие километры вытянула бесконечные корпуса цехов и колоннады труб. Кажется, невиданный корабль идет в далекое плаванье, клокоча неистовым нутром своим, нутром безостановочных машин. Гута похожа на дредноут, который уходит из-под низкой дымовой завесы. Оттуда пахнет окалиной, переваренным в чудовищных желудках антрацитом и всем, что сопутствует рождению металла.
А Вавель! Вавель тоже вздымается перед Гутой и тоже силится казаться кораблем. Над ним как будто бы сверкают паруса и горят вымпелы. И колокольный звон стелется над Вавелем. И в парусах звенят песни. А на носу этого замечательного судна, подобно ростре, поднимается конная статуя Тадеуша Костюшко. Костюшко, не упираясь в стремена, крепко сидя в седле, широким жестом сообщает городу величественную весть о том, что солнце не погасло, а светит.
В центре Варшавы есть перекресток улиц Новый Свят и Свентокшыска. Я видел здесь девушку. Стройная, длинноногая, на самом перекрестке она танцевала. Мы с переводчиком Эдмундом ехали в легковой машине, и шофер затормозил. Надо заметить, что затормозил не только наш таксист, замерли даже пешеходы на тротуарах. Они восторженно смотрели на девушку. А та уверенно и лихо танцевала. Девушка была в милицейской форме. В белом кителе, в белой фуражке, в белых перчатках и сама блондинка. Она поворачивалась на месте и отщелкивала каблуками, ни на кого не глядя. Это была артистка! Не знаю, какому замечательному фантазеру пришло в голову время от времени на улицах устраивать такое великолепное представление. Все замерли, и никому не хотелось уходить. А Эдмунд смотрел совершенно зачарованными глазами, хотя и без удивления. Потом он шепнул мне с некоторой гордостью: