Машина долго раскручивает винт, потом отрывается от настила. Пять оленей лежат на снегу в ста метрах от площадки. Вот что значит заповедный зверь. Шум от двигателя адский, идем не выше 20 метров — побегут или не побегут? Лениво вскакивает первый, второй... Побежали!
Ощущаю сильную вибрацию и гул, хотя уши упрятаны в наушники и вдобавок затянуты в кожаный шлем. На шее ларингофоны, все это подсоединено к СПУ — самолетному переговорному устройству, которое соединяет всех нас в единое целое — экипаж, выполняющий задание. В этом строгом ансамбле лишних нет. Мое дело вносить коррективы в маршрут полета, чтобы потом точно положить их на карту, которая у меня перед глазами. Где-то под ногами (и то нагнувшись) я вижу колено и плечо Юры. Из-за обилия проводов и кабелей он слегка напоминает муху, попавшую в паутину. Юра включает свое хозяйство по моей команде — ледника ему практически не видно. Вот и сейчас он приник к тубусу, одновременно манипулируя десятком переключателей и успевая регулировать перемотку фотопленки, на которой фиксируются измерения. Его оборудование внушает всем неспециалистам слепое почтение, и я не рискую вникать в детали. Юра опробовал его на Кавказе, Полярном Урале, Памире и наконец на Шпицбергене.
Солнце заливает небосвод, а вода в Сент-Йонс-фьорде темная, плотная на взгляд, возможно, по контрасту с заснеженными берегами. Начинаются штурманские муки. На карте значится ориентир для захода на рабочий маршрут, а на местности его нет. Исчез вместе с прифронтальной частью ледника Коноу, отступившего со времени составления карты на несколько километров. Приходится соображать на лету. Прижимая ларинги к горлу, выкрикиваю исходные данные для пилотов: «Ориентир... курс...» Вертолет кренится, закладывая глубокий вираж, а Юра еще не включил аппаратуру — успеет ли? Выходим точно посредине фронтального обрыва ледника Коноу. «Приготовиться!» Выдерживаю паузу (мало ли что там у Юры). «Старт!»
Под нами сплошные лабиринты лазурных трещин с пугающей чернотой в глубине. Совершенно дикая, не поддающаяся осмыслению мозаика, мертвенный хаос разрушения. Представляю, как беснуются помехи на экране. Тут я ничем помочь не могу... Мое дело курсы, высоты, время, скорость. Медленно карабкаемся вверх по леднику, скорость чуточку за сто. Юра, подстраховывая пилотов, периодически «выдает» высоту. В наушники врывается его голос: «Сто двадцать, сто тридцать, сто двадцать, сто десять...» Меньше трещин. Странный цвет у поверхности ледника — напоминает то ли гуашь, то ли известковую побелку...