— Нам надо немного мяса, — говорит командир. — Хотя бы для него, — он кивает в сторону Львенка. — До лагеря мы доберемся только ночью, а парень ослаб от потери крови.
Пастух скорбно качает головой.
— Хорошо, я дам все, что вы просите… Что с ним? — спрашивает он, подходя к носилкам.
— Это наш Львенок, — поясняет один из партизан. — Израильтяне накрыли нас из минометов, когда мы отходили. Одна мина разорвалась рядом с командиром. А Львенок упал на него и прикрыл своим телом.
Пастух всматривается в лицо Львенка и бормочет:
— Жаль парня... У него доброе лицо и руки пахаря.
— Он мечтал стать музыкантом, — говорит командир.
Вечерние тени вытянулись по каменистой пустыне. Неподалеку с шумом взлетел орел и устремился за добычей, пользуясь последними лучами дневного света. Птица парит в вышине, чуть покачивая крыльями. Снизу орел кажется красным, объятый пожаром вечернего неба.
Солнце быстро скользит за дальние холмы. Остается лишь светлая полоска теплого луча — узкая, как лезвие ножа Львенка, который и сейчас у пояса хозяина. Партизаны сидели вокруг носилок и молча курили, следя за этим последним лучом заходящего солнца. Он призрачно дрожал в воздухе и вдруг мягко коснулся лица мальчика. Львенок поднял руку, словно хотел погладить его. Но рука, почерневшая и высохшая, с не по-детски вздутыми венами, бессильно упала на грудь.
— Потерпи, скоро будем в лагере. Там врач, он тебя спасет. Слышишь, Львенок? Ты на своей земле...
Мальчик, что было сил, стиснул руку командира и тут же выронил ее.
— Все, — прошептал кто-то.
Партизаны встают, стаскивают с головы пропыленные береты.
Прогремел взрыв, и в неглубокую воронку, опустили завернутое в плащ тело.
...Дождь прошел, опустились малиновые сумерки. Мы слушаем песню Халида, которая, постепенно затихая, улетает навстречу сухому пустынному ветру, навстречу зарослям фригана, где кровью сочится закат. Звуки дрожат в сумерках, словно чье-то сердце, вырванное из груди и готовое вот-вот разорваться.
— Как его настоящее имя? — спросил я у Рашида.
— Какое это имеет значение? — вздохнул Рашид. — Настоящих имея тысячи, как и ребят, которых называют у нас львятами.
Вадим Бурлак
Бейрут — Эль-Рашидия — Набатия
Там, где был и не был профессор Челленджер
— Ага, попался, кровопийца!
— Ну, уж этот от меня не уйдет!
— Кусаться?! Вот тебе!
Эти и много других похожих воплей мог бы услышать сторонний человек одной октябрьской ночью 1973 года, окажись он чудом у подножия горы Рорайма, что расположена в Южной Америке, на стыке границ Венесуэлы, Гайаны и Бразилии. Самым удивительным, однако, ему показался бы не тот факт, что ночная схватка происходила в заброшенном уголке Гвианского плоскогорья, за двести километров от ближайшего сколько-нибудь крупного селения, а то странное обстоятельство, что свирепые голоса доносились... сверху, с отвесной скалы. Скала же эта поднималась к плоской вершине горы Рорайма, месту, где нога человека, как это широко известно, не ступала никогда...