Вот и в то прекрасное утро, о котором пойдет речь, его вывел из себя сущий пустяк. А виной всему его племянница Эгги, пухленькая круглолицая девчонка с ясными синими глазами. Неспешно проделав долгий путь по широкой равнине и положив наземь красный носовой платок с завтраком и обедом, она спросила:
— Ну, дядя, какие ноости?
Рядовой читатель вряд ли заметит в подобном приветствии какой-нибудь подвох, но старый Сэм Гейтс счел этот вопрос чрезвычайно глупым. Он виделся с племянницей дважды на дню. Утром, в семь, она приносила ему узелок с едой, а в пять, когда он проходил мимо дома сестры, направляясь к себе на чай, она неизменно торчала у калитки.
И всякий раз монотонно, нудно повторялось: «Ну, дядя, какие ноости?»
«Ноости»! Какие тут могут быть «ноости»? За шестьдесят девять лет он ни разу не отлучался надолго далее пяти миль от Хэлвешэма. Почти шестьдесят из них он гнул горб на поле. Случались, правда, в его жизни исторические события: вот, например, когда он женился на Энни Хэчет. Второе — когда родилась дочь. Или вот еще знаменательный случай — посещение Лондона. В церковь он ходил не каждое воскресенье. Зато частенько толковал по душам в «Каумене» с мистером Джеймсом, а три года назад продал миссис Уэйг свинью. Но не мог ведь он всегда иметь про запас «ноости» подобного рода! Тем более что — и это глупая девчонка знает — последние три недели он прореживает турнепс мистера Доджа. Какие тут еще «ноости»!
Племянница забрала платок и, мурлыча что-то себе под нос, пошла обратно. Стояло прекрасное утро, белая пелена тумана над морем тоже предвещала жаркий день. Он сидел и жевал, ни о чем особенном не размышляя, все больше погружаясь в состояние довольства и благодушия. Потом он принялся за чай и долго пил его, прихлебывая из бутылки. Лениво жужжали насекомые. Он похлопал себя по карману — да, кисет на месте — и продолжал жевать. Покончив с едой, раскурил трубку и вытянулся на земле во весь рост. Глянул вдоль обработанного рядка турнепса, потом на соседнее поле брюквы. Туман рассеивался, море покрылось серебряными полосками. Затерянный среди бескрайних просторов земли, моря и неба, он чувствовал себя счастливым.
И тут появился еще один источник раздражения. Один из этих чертовых «эропланов». Он ненавидел их лютой ненавистью.
Мерзкие, шумные, вонючие штуковины — они только опаляли небеса и угрожали земле. И с каждым днем их становилось все больше и больше. Их плодила «эта старая война».
Его мысли снова обратились к турнепсу. Но «эроплан» разве даст о чем-нибудь спокойно подумать? Стоит ему только появиться, и человек уже не может оторваться от него. Вот и старый Сэм Гейтс встал, зачем-то поплевал на руки и, мигая, уставился в небо. Самолет, который был еще далеко, над морем, вдруг стал выделывать какие-то фокусы. Сперва он качнулся как пьяный и, зацепив воду, отчаянно ринулся вверх и пошел, пошел колбасить. Забрал мористей, потом снова вернулся к берегу. Моторы его как-то странно скрежетали. Вот он нырнул вниз и бесцеремонно сел прямо на брюкву мистера Доджа.