На душе у полковника Гришина в эти часы было тяжело, как никогда. Таких последствий для дивизии он не мог даже предвидеть, тем более что видимых признаков предстоящего наступления немцев и не было.
Тревожили Гришина и обстоятельства гибели артполка и батальона: "Очевидно, противник подтянул на этот участок крупные силы, тогда наступление с форсированием реки может закончиться более, чем плачевно... Да-а, как же это могло случится, что потеряли целый артполк сразу... Если бы знать..." - думал Иван Тихонович.
Он не снимал и с себя вины за случившееся. Обязан был предвидеть, лучше должен был организовать разведку. Он вспомнил сержанта-разведчика, и на душе стало нехорошо. "Ну, кто же мог знать, что такое случится, собирались наступать, немцев на этом участке не было вообще, именно поэтому артполку и не оставили пехотного прикрытия. Да и настроение у всех после прорыва через шоссе было такое, что самое страшное уже позади, немец здесь не так силен. Рассчитывали на усталость противника и просчитались... Опять не учли маневренности Гудериана, да и не отнять - воюет он умно...", - думал Гришин. Еще раз просматривая цифры доклада командиру корпуса, полковник Гришин увидел, что баланс потерь опять изменился в пользу противника. При прорыве дивизии из окружения ее частями было уничтожено 15 танков, 35 автомашин, 12 минометов, 6 орудий и до 200 гитлеровцев. Впрочем, все эти цифры не были абсолютно точны, учесть все сложно, и Гришин допускал, что в действительности они нанесли ущерба противнику гораздо больше, т. к. мелкие группы тоже, конечно, что-то подбили, сожгли, но и погибли сами, и естественно, сообщить о себе ничего не смогли.
Не склонный преувеличивать потери противника, Гришин сам дотошно опрашивал работников штабов полков, но все равно общая цифра людских потерь, которые противник понес от частей дивизии с момента вступления в бой, включая сюда и раненых, которых можно было подсчитать очень приблизительно, все же подходила к пяти тысячам
Кроме того - не менее пятидесяти танков, десятки автомашин, мотоциклов, много другой техники. Гришин много раз убеждался, что если бой велся на равных, допустим, батальон на батальон или батарея против десятка-другого танков, то наши его, как правило, выигрывали. Случалось, что и одна рота успешно отбивалась от батальона с десятком танков, но бывало и так, что рота немецких автоматчиков сдерживала наш батальон, а то и выигрывала с ним бой.
И потери - потери были за это время все же очень большими. В командном составе - из десяти комбатов боевых частей, считая и разведбат, с кем выехали на фронт, в строю осталось только двое, оба у Шапошникова. Остальные или погибли, как Козлов и Леоненко, или были ранены, как Лебедев, или пропали без вести. Из пяти командиров полков выбыли двое - Малинов и Фроленков. Пропали без вести начальники штаба у Корниенко и Фроленкова, убиты в первые же дни по прибытию на фронт, один за другим, два начальника оперативного отделения штаба дивизии, пропали без вести командир разведбата Соломин и командир противотанкового дивизиона Маков.10