- Но человек же не иголка, тем более генерал, командир корпуса. Неужели никого в живых не осталось, кто бы видел его? А адъютант его где? Все же из штаба корпуса много командиров вышло.
- Может быть, и есть кто живой, наверняка его и видели во время прорыва, но установить все это очень трудно. Да и я-то поисками генерала не занимаюсь.
- Если не секрет, Николай, кого вы вчера ночью за Сож провожали, что Реутова убитым принесли, а сам Шажок в одних трусах вернулся?
- По большому секрету: "двойника" провожали за шоссе. Герой Советского Союза, а больше я и сам ничего не знаю. Будет работать где-то в штабе у немцев, и, видимо, в большом штабе.
- А вот такую вещь Шажок тебе рассказывал: на том месте, где должен был прорываться штаб корпуса, перед шоссе, они нашли брюки с лампасами, а убитых уже никого нет, кто-то похоронил. Одни машины разбитые стояли. Может быть, это нашего генерала и похоронили?
- А если с раненого генеральские брюки сняли? - возразил Потехин.
- А кому это надо? Немцам?
- Да мало ли кому... Вот и думай об этом, как хочешь.5
Главные силы 137-й стрелковой дивизии полковника Ивана Гришина за двое бесконечно длинных суток все же прорвались через Варшавское шоссе. По ночам еще выходили мелкие группы и одиночки, случалось, что и обозы других частей 13-й армии. В целом полковник Гришин был удовлетворен тем, как прошли бои за переход шоссе и переправу через Сож. Дивизия не столько понесла потерь, сколько была утомлена и расстроена. У соседей, как ему было известно, дела обстояли гораздо хуже. Хотя в целом управление 20-го стрелкового корпуса грамотно и твердо организовало прорыв. Если бы не потеря управления в последние сутки прорыва, не гибель генерала Еремина и многих работников штаба, а Гришин считал все же, что Еремин погиб, то положение корпуса могло быть довольно сносным.
У полковника Гришина из окружения вышли все семь стрелковых батальонов, что были у него до прорыва. Правда, батальоны не равноценные по численности. Вышли почти без потерь оба артполка, батальон связи, автомобильный батальон и тылы. Если учесть, через какой ад они прошли, то все можно считать нормальным. Но все же неприятно было узнать, что из разведывательного батальона дивизии капитана Соломина вышли всего несколько десятков человек, а всю технику батальон бросил перед шоссе. Всякий раз, когда Гришин вспоминал о разведбате и особенно о начальнике разведки майоре Зайцеве, у него портилось настроение и хотелось ругаться. - "Глаза и уши... Болтались где-то две недели войны..." Мало кто вышел, и, главная беда, потеряли почти всю материальную часть из отдельного противотанкового дивизиона. А сила была немалая: восемьсот человек, восемнадцать орудий, новые трактора. Командир дивизиона майор Маков не то погиб, не то попал в плен. Дивизион силы был немалой, а показать себя и поработать по-настоящему, в общем-то, и не пришлось: то большие потери от авиации на марше, то в арьергардных боях. Да и просто растеряли людей, когда бросали взводы и даже отдельные орудия то туда, то сюда, затыкая дыры.