...Георгий Григорьевич Берестовский, заместитель директора станции, часто просил шофера остановиться, выскакивал, не накинув плаща, под холодный в тот день ветер. Высокий, седой, он долго мерил поле длинными, как сажень, ногами. Всматривался в серую вспаханную землю со следами стерни, разглядывал «кулисы» — ряды горчицы, удерживающие от ветра пары, проверял, правильно ли покрывают землю нерозином, темной, пахнущей просмоленными шпалами жидкостью. И, сосредоточенный только на этом, говорил:
— Раньше думали, чем глубже вспахана земля, чем чернее она, тем лучше. Но глубоко поднятый пласт, размельченная в порошок почва, уничтоженная стерня — это прямая помощь эрозии. Вот мы и разработали безотвальную обработку, когда плоскорез, широкий плоскорежущий нож, заглубляясь в почву, лишь слегка разрыхляет ее, не переворачивая пласта. Чем больше стерни остается, тем лучше — она крепко держит почву. Если бы вы могли представить, как трудно было переломить психологию землепашца! Видит, что безотвальная обработка помогает, а все тянет его пахать по привычке...
«Газик» несся по пыльному проселку, утонувшему меж полей. Темные квадраты чередовались с зелеными, зеленая полоса трав отделяла посевы от дороги — и в этой четкой расчерченности, в этой «полосной системе» был большой смысл. Здесь все, как объяснял Берестовский, защищало почву от ветра. Через каждые сто метров, а на особо опасных местах через пятьдесят, квадрат многолетних трав сменял квадрат пашни. Полосы были нарезаны поперек господствующих ветров. Травы держали землю, встречали и гасили порывы ветра. Зеленый буфер у дороги смягчал его удары.
Я смотрела на эти живые поля, и мне не верилось, что это та же самая земля, которую видела час назад на экране. Мы сидели тогда с Георгием Григорьевичем в кинозале опытной станции, и перед глазами разворачивались драматические кадры.
...Среди наметенных подушек песка торчит одинокий стебель кукурузы. Желтые поломанные листья полузасыпаны. Все поле до самого горизонта волнится барханами. Оно мертво. Черные тучи пыли несутся над землей: ветер уносит почву с полей. Дорога слово провалилась — насыпь выдуло, машины среди дня идут с зажженными фарами.
Георгий Григорьевич смотрел на экран молча, чувствовалось — переживает заново, потом тихо сказал:
— Так было в 1963 году. Более одного миллиона гектаров только в нашей области пострадало от эрозии. Достаточно было легкого движения — прошел человек, закрутились песчинки, все задымилось, ноле двинулось...
— Георгий Григорьевич, а как случилось, что вы занялись эрозией?