Как воздать зодчим прошлого за смелость и гениальность их? Только так: сберегая творения.
В баддоберанском соборе стены девственны: штукатурка никогда не ложилась на них, никогда не оскверняла естественную графику кирпича. Штриховка кладки убегает вверх и теряется где-то очень-очень высоко.
Примитивные деревянные крашеные скульптуры и тонкие фрески раннего Возрождения; мраморные строгие саркофаги и тончайшая, легкая резьба по дереву; лучезарные витражи и висящая в воздухе «светящаяся икона» — дева Мария; изысканные барельефы и наивная, «детская» резьба по камню: глуповато-ухмыляющиеся чьи-то лица. И над всем этим дрожащие звуки органа. И еще сказка из сказок: сплетенный из резных деревянных и литых чугунных арабесок алтарь, для которого — в какой раз! — не находится определения, кроме навязшего слова «кружево».
Старина эта не застывшая, не омертвелая: ироническая. Она подшучивает над нами, нынешними, подмигивает, усмехается — поди разберись в такой-то «несовместимости» разных искусств, разложи все по полочкам. Не удается? Тогда храни как есть!
Путешествие подходило к концу. Из тумана выдвигались и исчезали за завесой дождя города: Висмар — единственный пункт на севере, где реставрация центральной части уже закончена; Шверин — бывшая столица Макленбургского герцогства, ныне крупный окружной центр; лежал на пути еще один город — Потсдам, здесь тоже реконструируют старинные районы, и стройка развернулась на полную мощность.
На этом, последнем отрезке дождь неожиданно отступил. Распахнулось чистое, вымытое небо, и только сейчас бросилось в глаза, что осень уже придала по-настоящему, лиственные леса желтели на глазах, хотя на горизонте все еще казались синими.
Деревья были расставлены вдоль дороги с величайшей аккуратностью — через точные, одинаковые промежутки, словно их единственной функцией было отмеривать путь. И падающие листья почему-то не ложились на матовый; незапятнанный асфальт: они опускались на обочины, укладывались где-то рядом, летели прочь, мимо полотна, даже если ветви нависали над шоссе. У листьев была задача — удобрять землю, и они честно выполняли ее. Ту мекленбургакую землю, которая в последнем усилии «бабьего лета» вобрала в себя без остатка первый затяжной осенний дождь.
Виталий Бабенко, наш спец. корр.
Встреча в экспрессе
Каждый день в 16.00 с первого пути Лионского вокзала уходит «Палатино», экспресс Париж — Рим.
Летом «Палатино» полон, но мне повезло: когда я вошел в двухместное купе и поезд тронулся, попутчик не появился. Правда, на мягкой спинке верхней полки белел бумажный квадратик с названием города, где он должен был подсесть, — «Лозанна». Значит, спутник появится лишь глубокой ночью. Поэтому расположился свободно с вечерними парижскими газетами. Проводник, высокий молодой человек с позументами на кителе того мягкого коричневого цвета, которым отличается одежда служащих дорогих отелей, принес римские дневные газеты, взял билет и спросил: «В какую смену желаете ужинать?»