В нем Черчилль заявил, что у него есть материалы, доказывающие, что гибель летчика, видевшего луч гиперболоида, была подстроена, и обвинил в этом недавно севшего в премьерское кресло Асквита. В ответ на возмущенное требование доказательств сэр Уинстон сказал, что они у него есть. И продемонстрировал бумаги, подтверждающие тот факт, что Асквит втихую начал избавляться от акций золотодобывающих компаний. Если бы пилот проболтался, эта операция так просто не прошла бы…
А дальше первый лорд адмиралтейства сказал вполне разумную вещь. Мол, в переломный момент, когда империя начинает сдавать веками завоеванные позиции, нахождение у кормила власти людей, для которых интересы собственного кармана выше интересов Великобритании, ни к чему, кроме поражения в борьбе, привести не может. Дальше начался скандал, и единственным внятным документом с этого заседания было решение о его полной секретности. Если бы не оно, то что-то еще и могло бы остаться в тени, а так мы узнали подробности на следующий день, а широкая публика – спустя трое суток. И грянула давно и с нетерпением ожидаемая Машиным департаментам золотая паника.
Еще неделю назад я в результате получасового торга с племянницей добился решения, что восемьдесят процентов прибыли от золотой аферы будет потрачено на программу поддержки сельхозреформы, ибо она после довольно бодрого старта сейчас начала ощутимо буксовать. Проблема, как и ожидалось, была в общине.
Мало-мальски активный, рисковый и совсем уж никчемный народ – покинул ее сразу. Но те, что остались, ушли в глухую оборону. И дело было вовсе не в какой-то изначальной приверженности крестьянства вековым устоям. Община выполняла две крайне необходимые среднему крестьянину – у кого не было врожденной деловой жилки – функции. Первая – это социальные гарантии. Худо-бедно, но община стариков содержала… А вторая, к моему немалому изумлению, оказалась социальным лифтом! Правда, на редкость убогим, из подвала в полуподвал, да к тому же с ручным приводом, но этот лифт таки работал. Суть была в регулярном перераспределении наделов. Теоретически оно происходило по количеству едоков, но на самом деле немалую роль играли и всякие интриги местного пошиба. Так что у малоземельного, но желающего увеличить свой надел крестьянина было три пути. Первый, самый простой – не отвлекаться на посторонние развлечения, а всякую свободную минуту использовать для исполнения супружеского долга, в результате чего количество едоков обязательно возрастет. Но ведь их же придется кормить, а потом еще и хоть как-то одевать! Так что некоторые использовали эти самые свободные минуты для тренировок в кулачных забавах и, сбившись в небольшие кучки, начинали представлять собой реальную силу в масштабе деревни: попробуй скажи такому что поперек, мигом последние зубы выплюнешь. Ну а самые проходимистые тренировались в лизании задниц всем, от кого могло зависеть распределение земли, а также в стравливании их между собой в качестве побочного результата. Эти, как правило, в конце концов и начинали задавать тон в общине, хоть и неявно.