Николай Григорьевич Порфиридов, собирая с болью душевной холсты в дорогу, думал с некоторым удовлетворением, что делает это сам, а не другие — ведь он помнил, как спасал эти полотна во время гражданской войны, как собирал новгородскую галерею... Лучше его едва ли кто-нибудь знал истинную цену собранию. Нет, он запакует в ящики все да единого полотна! Пусть кто-либо попробует хотя бы один холст оставить! Николай Григорьевич пойдет ругаться к кому угодно, к самому Павлову пойдет!..
Обошлось без серьезного спора, все картины были собраны. Это, кстати, было нелегко, ибо вагонов, повторяю, давали только три. Поэтому было получено указание отбирать в каждом отделе только основные, наиболее значимые экспонаты.
Итак, картинную галерею отправили на товарную станцию. Музейную же библиотеку пришлось оставить почти полностью, а в ней — редчайшие старинные книги и рукописи. (После войны в Риге, на складах Розенберга, удалось отыскать около тридцати тысяч книг. Из ста тысяч числившихся в библиотеке.) Не смогли вывезти старинную мебель, некоторые материалы археологических раскопок, ряд ценнейших произведений древнерусского искусства, в частности, из иконостаса Софийского собора. Доски там были крупные и не вмещались ни в какие ящики. Да и размонтировать иконостас не было времени.
А здесь еще кончились ящики. И не из чего их было сбивать — не осталось ни одной пригодной доски. Что делать? В Златоустовской башне, с ее двухметровыми стенами, скапливаются груды вещей, которые нужно без промедления укладывать в ящики и отправлять на станцию. Времени в обрез. Положение становилось катастрофическим.
На очередном утреннем совещании в горисполкоме Борис Константинович Мантейфель рассказал об этом и вдруг получил неожиданное предложение от заведующего складом рыбного хозяйства.
— А бочки вас устроят? Тогда берите, и в любом количестве. Только они того... все ломаные...
Выбирать не приходилось. Гвозди и проволоку где-то раздобыл Семенов. Он же снарядил лодочную экспедицию за стружками на лесопильный завод. Словом, бочки быстро и прочно вошли в музейный обиход. В них-то и уложили, нумизматическую коллекцию, иконки, церковные предметы, книги, ткани, даже хрусталь и старинное оружие.
Наверное, впервые музейные ценности «грузили бочками», да еще терпко пахнущими рыбой. Мантейфель, инициатор «бочечной операции», приказал сделать на бочках надписи белой краской: «Не кантовать!», «Не катить!», «Осторожно! Стекло!» Не знаю, насколько следовали этим предостережениям, но вещи, сложенные в бочки, прибыли в Киров в целости.