— Афганистан учит чувству ответственности за тех, кто идет за тобой, — говорил Олег Горячев.
— Это точно. Мы здесь стали как братья, — добавил длинный и худой, как спица, командир отделения Саша Ермоленко. — А может, даже больше, чем братья.
Какие же планы они строят на дальнейшую свою жизнь? Этот вопрос вызвал явно завистливые улыбки — все посмотрели на Олега Горячева.
— Счастливый человек, — объяснил Ермоленко. — Два года ждала его девушка: скоро свадьба.
Только прежде Олег Горячев решил непременно побывать в Москве. Нет, знакомых или дел каких-то особых там у него нет. Просто человеку необходимо побывать в Москве.
Там, среди афганских гор, глупо было спрашивать, зачем. Все и так казалось простым и ясным. Почти как устройство английской противотанковой мины.
Перечитал последнюю страничку прошлогоднего дневника, и стало грустно. Дважды в реку не войдешь. Год назад прыгнул в нее с разбегу, а теперь хожу по берегу, пробую пяткой холодную воду. Будь моя воля, поднял бы с бетона взлетной полосы ту злополучную, вернувшую меня в Кабул, монетку. Но даже у здешних дуканщиков, у которых можно купить все, волшебных палочек в продаже нет.
В КПСС меня приняли, и теперь под моими материалами в газете пишут не «Наш спецкорр», как раньше, а «Наш соб. корр.». Вот и вся разница.
Я перебрался в соседнюю «хрущевку» в том же самом Старом микрорайоне. Трехкомнатная квартира принадлежит афганскому режиссеру, учившемуся в Москве, и его русской жене, — они уехали куда-то в Европу. Квартира поэтому совсем московская, с удобной мебелью, а на стенах обои — невидаль в Кабуле, предмет зависти всех, кто приходит в гости. Обычно стены в квартирах афганцев просто покрашены и мебели нет: они по привычке едят и спят на коврах.
В Кабуле немногое изменилось за год. Та же пыль, та же нищета, те же дети на помойках роются в поисках съедобных объедков. Все так же протяжно и громко кричит что-то старик, который каждый день в один и тот же час проходит мимо моего дома. Точильщик? Старьевщик? Дервиш? И те же дети, повзрослевшие на год, все так же прыгают через резинку под окном. И считают по-русски: «Раз, два, три. Раз…» Интересно, водятся ли у них тут кукушки?
И все же глаз, уже привычный к здешней экзотике, спотыкается на переменах. В городе кое-где появился новый асфальт, на перекрестках стало больше регулировщиков, почти все машины теперь останавливаются перед редкими светофорами. Почему-то не слышно вечерней стрельбы, только раза два за эти дни бухало где-то вдалеке, хлестанули темноту автоматные очереди. Торговый центр в Старом микрорайоне распух, разросся, прилавки забиты товаром. А вот мой приятель-зеленщик перебрался, разбогатев, в центр города. На его месте торгуют теперь три брата, младшему из которых, Ибрагиму, лет семь. Мне по-прежнему отбирают из ящиков лучшие фрукты, выделяя из общей массы клиентов. А когда я просто прохожу мимо их ларька по делам, Ибрагим улыбается и кричит по-русски: