— Нелегкая у этих тундровых вездеходчиков работа,— закончил рассказ Серега, а мне подумалось: не Маша ли Лаптандер и есть та девушка, брата которой спас Саша?..
И вот мы плывем к трем чумам. С наскока одолели буредан, так здесь называют пороги. Потом река сделала поворот к югу. Лодку вынесло из-под пелены облаков, и засветило солнце. Широко раздавшись, река успокоилась, медленнее поплыли навстречу берега, поросшие густым кустарником. От однообразия плавания я задремал и едва не въехал в стаю лебедей. Сергей надрывался от крика, а когда я пришел в себя, возможность сделать уникальнейший кадр была упущена — лебеди, тяжело разбегаясь, медленно взлетали. Вот они уже поднялись, сделали круг в синеве небес и отправились в безлюдную тундру. Оторвав взгляд от лебедей и посмотрев вперед, я сразу же заметил далеко впереди, на берегу, три крохотных конуса. Как и говорил Саша Диппель, два из них были темными, а чум посередине так и сиял снежной белизной. Я взял бинокль. Возле каждого чума стояли нарты с тюками, а рядом я приметил людей. Должно быть, воспользовавшись ясной, солнечной погодой, впервые установившейся после дождей, хозяйки решили просушить вещи, хранящиеся в тюках.
У белого чума бегала ребятня, а две женщины в длинных, до пят, цветастых платьях деловито раскладывали на траве оленьи шкуры. Только когда лодки ткнулись в берег и взвыли собаки, женщины заметили нас. Одна из женщин была пожилая, вторая, похоже, ее дочь — розовощекая красавица с иссиня-черными волосами, завязанными на затылке в тугой пучок. Это и была Маша Лаптандер. Чуть сконфузившись, она из-под руки разглядывала нас. Мы привязали лодки и в окружении детей и неумолкающих собак поднялись на берег. То, что я увидел на траве, заставило меня застыть в изумлении, как если бы передо мной вдруг раскрыли ларь с драгоценными цветными каменьями.
По Северу я поездил немало, бывал и у эвенков, и у чукчей, и у долган. Но все, что я видел до сих пор, показалось мне менее красочным и ярким по сравнению с вещами, разложенными на траве перед белым чумом ненцев Лаптандер.
Чего здесь только не было! Шубы, сумки, упряжь, покрывала, меховые чулки, сапоги, рукавицы и шапки. Нарты, стоявшие у чумов, как выяснилось, были у ненцев наподобие наших сундуков. В тюках хранились вещи на разное время года. Сейчас, в летнюю пору,— меховые одежды для зимы.
Пришлось бежать за фотоаппаратом. Маша поначалу отнекивалась, а потом, поверив в наш неподдельный интерес, согласилась продемонстрировать шубы на себе. Орнаментированные, искусно расшитые ленточками, материей различного цвета, шубы подразделялись для ношения в будни, в праздники, в особо торжественные дни. Ребятишки, увидев Машу в зимней одежде среди зелени тундры, рассмеялись, развеселились и бросились наряжаться в свои одежды. Скоро суета вблизи чума начала походить на праздничный маскарад. Дети подтаскивали унтайки, сапожки, требовали снять то одно, то другое. А когда я спрашивал, кто шил, кто сделал, указывали на Машу. Маша смущалась и отвечала, что это мать ее научила, а без ее уроков ничего подобного она сделать, конечно, не смогла бы. Но мать, с затаенной улыбкой, не без грусти смотревшая на все, сказала только, что руки у ее дочери золотые.