Толпа ответила глухим ропотом. Риа вскинула высохшие, скрюченные руки, и в зале воцарилась тишина. Медленно, не опуская рук, она обвела всех взглядом.
– Чужаки приехали, и вы встретили их с распростертыми объятиями! – выкрикнула она все тем же скрипучим голосом. – Встретили с распростертыми объятиями, накормили и обогрели, а они ответили на это черной неблагодарностью! Убили тех, кого вы любили и уважали, сорвали праздник Жатвы, и только боги знают, какие беды обрушатся на нас в следующем году!
Вновь ропот, уже громче. Она ударила по самому больному месту: они действительно боялись, что зло этого года перекинется на следующий, возможно, даже вновь приведет к мутациям скота, о чем на Внешней Дуге уже начали забывать.
– Но они уехали и скорее всего не вернутся! – продолжала Риа. – Может, оно и к лучшему – зачем пятнать нашу землю их чужеродной кровью? Но осталась одна… выросшая среди нас… женщина, предавшая город и убившая его сынов.
Голос упал до шепота, и слушатели подались к ведьме, чтобы не пропустить ни одного слова. Лица еще более посуровели, глаза превратились в щелочки. Тут Риа вытолкнула вперед бледную, худосочную женщину в черном платье. Поставила ее перед собой, как куклу, зашептала ей на ухо… но шепот этот каким-то образом услышали все.
– Давай, милая. Скажи им то, что говорила мне.
И Корделия заговорила, безжизненным, механическим голосом:
– Она сказала, что не будет наложницей мэра. Он для нее нехорош, сказала она. И потом соблазнила Уилла Диаборна. Ценой ее тела стало достойное положение в Гилеаде, куда она приехала бы вместе с ним… и убийство Харта Торина. Диаборн заплатил назначенную цену. Заплатил с радостью, ибо возжелал ее. Ему помогали друзья. Возможно, они тоже попользовались ею. Вполне возможно. Канцлер Раймер оказался у них на пути. А может, они решили заодно расправиться и с ним.
– Мерзавцы! – воскликнула Красотуля. – Лживые гаденыши!
– А теперь скажи им, что надо сделать, чтобы очистить новый год от скверны, прежде чем она успела расползтись, – проворковала Риа.
Корделия Дельгадо подняла голову и оглядела мужчин. Глубоко вдохнула, втягивая запахи грэфа, пива, виски и табака в свои стародевственные легкие.
– Схватите ее. Вы должны ее схватить. Говорю это с любовью и печалью, должна сказать.
Молчание. И скрещенные на Корделии взгляды.
– Выкрасьте ей руки.
Стеклянный взгляд Сорви-Головы, обозревающий битком набитый салун.
– Гори огнем, – прошептала Корделия.
Свое согласие они выразили не криком, но вздохом. Словно осенний ветер зашелестел последними листьями на голых ветках.