— Ну, как наш упрямец? — с сарказмом поинтересовался он, обращаясь то ли к Сайласу, то ли к мордастому охраннику, которого, как выяснилось, звали Бен. — Все еще показывает характер?
— Вчера целый вечер не давал всем спать, — не моргнув глазом, соврал сторож. — Мы с Питером его едва успокоили.
— Ложь! — воскликнул возмущенный до глубины души лорд. — Они весь вечер пьянствовали и даже забыли запереть двери!
Он сразу пожалел об этой вспышке, но было поздно. В любом случае он не смог бы сдержаться, даже если его пытали каленым железом. «Нервы и впрямь становятся ни к черту», — с тоской подумал он.
— Вот как, — с садистской интонацией в голосе протянул Перкинс, сквозь полузакрытые веки наблюдая за потеющим и пыхтящим охранником. Тот прятал глаза, но все его поведение свидетельствовало против него. — Ну, с этим мы разберемся… А пока вернемся к вам. Если вы мешали всем спать — это очень, очень нехорошо. Поэтому, думаю, вам стоит еще немножко посидеть на диете.
Перкинс решительно встал и, направившись к выходу, как бы походя, обронил:
— А вы, Бен, зайдите ко мне на минутку, да, и не забудьте позвать с собой Питера.
Он вышел, а мордастый повернулся к Бонсайту с самым зверским оскалом на лице.
— Ах ты, сволочь, — прошипел он. — Я тебя за это в порошок сотру!
Не добавляя ничего больше, он бросился на лорда и нанес несколько зверских, но точных ударов, большинство из которых пришлось на чуть заживший ожог на боку. Считать, что это произошло случайно, было глупо, и Сайлас так не считал. Он почувствовал, как треснула начавшая нарастать кожа и по боку потекла сукровица. Охранник со злостью сплюнул и вышел в коридор. Сайлас еще какое-то время слышал, как он кричал на больных, которые имели неосторожность попасться ему на пути.
Еще один день он провел без еды, лежа неподвижно на соломе. Он мог бы перенести голод, но очень хотелось пить, а еще больше хотелось в туалет. Обозленные охранники решили оставить его без возможности справить даже эту столь естественную надобность. Он терпел из последних сил, не желая опуститься до того, чтобы лежать в луже нечистот. Наконец под вечер к нему зашел тощий Питер и отвел его к вонючей дыре. Если до этого лорд стеснялся оправляться при посторонних, то теперь ему было все равно. Когда его приковывали обратно к цепи, он испытывал облегчение, граничащее с эйфорией. Но потом голод и жажда принялись терзать его с новой силой.
— Вы не могли бы дать мне воды? — пересохшим горлом выдавил он.
Питер с укоризной покачал головой.
— Зачем вы так обидели Бена? — уныло спросил он. — Он так огорчился. Он ведь хороший человек, вы просто его не знаете, а он так обиделся…