И никто этого не заметил, а когда наконец заметили, то решили: ну зачем бэчепятому яйца, ему главное — жизнь сохранили, чтоб он по-прежнему был командиром БЧ-5,— да и сам пострадавший сколько раз подходил к нему, умиляясь, брал его руки в свои и вроде бы покачивал их, улыбаясь, и говорил высоким голосом: «Ну зачем мне яйца?! Главное — жизнь!» — на благо Отечества, хочется добавить, и замполиты так считают.
И был у нас врач Федя, который обожал раскроить какой-нибудь прыщик у матроса и сделать из него незаживающую рваную рану и который ходил за замом, как тундровый охотник за червивым оленем, и уговаривал его произвести операцию по удалению кисты, которая давным-давно должна была у зама появиться, судя по тем записям, что оставил ему его предшественник.
И был у нас врач Лёха, которого я столько раз просил:
— Лёха! Излечи от укачивания. Меня ни одна зараза не хочет излечивать. Я буду всюду за тобой ползать. Подползать и целовать в неосвещённых проходах.
А Лёха отговаривался, мол, «морская болезнь… вестибулярный аппарат… неисследованная часть мозга». А однажды так качало, что все лежали вперемешку с потрохами, а лодка выписывала бешеную восьмерку — вверх, вправо, потом зависает и, набирая скорость вниз, влево — ужас кромешный, вжимает в пол так, что в глазах темно.
Как я до него добрался — не помню. Вползаю:
— Лёха! Подыхаю…
А он мне:
— На. Цистамин, противорвотное.
Только я глотаю эту дрянь, как лодка деревенеет где-то там наверху, и мне на мгновение становится лучше.
— Хорошо,— говорю,— очень хорошо…
— Неужели сразу помогло?
— Как рукой.
— Ты смотри, как быстро действует!
И тут она пошла вниз.
Дворняжка! Сомлей в углу и уйми там своё нечистое дыхание. Именно так я отвечаю тем, кто начинает учить меня, как справляться с укачиванием. Яйца на очи, как говорят в солнечной Болгарии, «Яйца на очи!» Меня так вдавило в кушетку, и я так высоко плюнул, что цистамин мигом был в потолке, а я — в собственном дерьме зелёном.
— Интересная реакция организма! — говорит Лёха и суёт мне в нос вату с нашатырём. Миллион иголок попадает в нос, в мозг, а потом глаза вылезли, как пьяные улитки из домиков, и, перед тем как остекленеть, внимательно посмотрели на Лёху. Именно так смотрели экспериментальные собаки на академика Павлова.
— Интересная реакция организма! — Лёха где-то там, на поверхности сознания, и мне его не достать.— А что если нам попробовать амилнитрат?!
После этой дряни остатки воздуха в лёгких улетучились сами, а глаза, про которые я уже сказал, что они выкатились на значительное расстояние, вылезли ещё дальше, а тело задёргалось так, будто оно верёвку рожает. Секунда — и сдохну.