— Куда устраиваешься?
— Эшфордские вечерние курсы. Уроки телепрезентации. Я, правда, подумываю сразу отказаться.
— Ни в коем случае! — возмутился он. — Ты их сделаешь.
— Этого я и опасаюсь.
— Китти! — Взгляд голубых глаз пригвоздил ее к месту. — Ты их лучшая кандидатура.
И снова она была растрогана, и сама себе удивилась, почувствовав, как слезы брызнули из глаз. Давно уже ее никто не хвалил, а уж Стив только ругал, и она почему-то не догадывалась, как остро нуждается в его похвале. Она поглядела себе под ноги, на черную рыхлую землю, прокашлялась.
— Так я завтра уезжаю, и я подумала, не согласится ли твоя девушка мне помочь. — Последние слова царапали глотку, словно мел, но Китти же старалась, она хотела, чтобы Стив оценил ее старания.
— Катя? Чем она может помочь?
— С самым замечательным из моих сюжетов, — расплылась в улыбке Китти. — Берди заключила пари, что она доживет до восьмидесяти пяти лет, и вот завтра у нее день рождения, мы едем в Корк за выигрышем.
— Ничего себе! И большой выигрыш?
— Десять тысяч фунтов! — ухмыльнулась Китти. — Или сколько это будет в евро? Так что нам нужен фотограф. Едем на два дня с ночевкой, по дороге еще кое-что надо будет поснимать.
Стив призадумался.
— Я ей передам.
— Спасибо. Время и место встречи уточню эсэмэской. Предупреди меня, если она не сможет, чтобы я успела найти кого-нибудь еще. А теперь мне пора.
Они постояли тихонько. Китти почему-то очень хотелось снова обнять Стива, она так нуждалась в его поддержке… Кое-как распрощавшись, она поспешила прочь, как будто бежала и от своих чувств.
— Юджин, с какой стати ты рассказал ей? — орала Эмброуз на своего коллегу и друга.
Юджин краснел и мялся. Нрав у Эмброуз был огненный, как и ее волосы. Гнев ее не в первый раз выплескивался на Юджина, однако он так и не научился противостоять ей, превращался в жалкого заику.
— Просто всплыло в разговоре, — кротко пробормотал он.
Чем мягче он отвечал, тем яростнее наседала Эмброуз.
— Как такое может просто всплыть в разговоре? К делу это никакого отношения не имеет. Я так и знала, нельзя ее к тебе подпускать, — полыхала Эмброуз, расхаживая взад и вперед по кухне.
Оба они понимали, что она неправа: без разговора с Юджином та журналистка не смогла бы написать статью, не было бы рекламы для музея, в которой они так нуждались, не представилась бы замечательная возможность публично, на всю страну, высказать их общую тревогу о вымирании множества видов бабочек. Юджин гораздо лучше, чем Эмброуз, умел обходиться с людьми — это они тоже оба знали. С большинством людей Эмброуз вовсе не могла общаться. Она думала только о своем уродстве, о том, что о ней скажут, и не могла толком сформулировать ни одной фразы, не говоря уж о том, чтобы сказать что-то дельное, разрекламировать музей и заповедник. По телефону она еще справлялась, но, зная, что соседи тайком перешептываются у нее за спиной, предпочитала вообще ни с кем не иметь дела. Не хотела способствовать распространению легенд о том, как они-де встречались с Эмброуз Нолан. По правде говоря, она становилась все чуднее. Теперь она заказывала одежду и еду через Интернет, на адрес музея, чтобы заказ принимали Юджин и Сара, заведующая кафе и сувенирной лавкой. Но за этими меньшими тайнами скрывались две главные, и именно их Юджин выболтал репортеру. Две тайны, хотя для начала он признался в одной, рассчитывая, что за этот прокол Эмброуз сильно ругаться не станет, но она взорвалась, как петарда, едва услышав об этом, а то, что он поделился и второй ее тайной, было вовсе непростительно. Юджин понимал это, когда говорил с журналисткой, но вот же, не удержался, само вылетело. Отличная журналистка, сумела выудить у него все, что было на уме, что его беспокоило. Он такое говорил, о чем вроде бы и не задумывался никогда, и, только высказав вслух, понял, что это и есть правда.