Вслед за первым по гребню холма к конюшне, за углом которой стоял Болтон, галопом мчался другой арабский жеребец, как две капли воды похожий на предыдущего. Им тоже правила наездница, такая же светловолосая, как первая, но не столь высокая и не столь уверенно державшаяся в седле.
Может, они близнецы? Болтону сообщили, что Вирджиния Хэйвен живет со своей единственной дочерью, и все же сходство было столь поразительным, что их скорее можно было принять за сестер.
Вторая наездница пыталась догнать первую, однако та оказалась проворнее. Первый конь, вздымая клубы пыли, резко остановился в нескольких дюймах от Болтона и замер неподвижно, а всадница с развевающимися волосами и пылающим лицом спешилась.
– Так нечестно. – Вторая наездница остановилась на расстоянии нескольких футов. – Ты всегда побеждаешь, мама.
Мама! Болтон поздравил себя с тем, что сумел вовремя разобраться в ситуации. Он разглядывал Вирджинию Хэйвен, стараясь не упустить ни малейшей детали. Внезапно она повернулась к нему.
– Незнакомцев пристреливают и за меньшее преступление, – заявила она острым тоном.
Вирджиния стояла прямо перед ним, вызывающе вздернув подбородок, демонстрируя таким образом, что не привыкла бросать слов на ветер. Болтон знал о том, что она ненавидит давать интервью, но не ожидал, что она столь открыто проявит свою враждебность.
Он вышел на освещенное место.
– Уверяю вас, я не опасен, – сказал он.
Вирджиния смерила его оценивающим взглядом.
– Это мы еще увидим, – вымолвила она, пристально разглядывая незнакомца.
– Мама! – позвала светловолосая девушка, уже стоявшая около своего скакуна.
Вирджиния повернулась к дочери.
– Иди домой, Кэндас. Я с ним сама разберусь, – приказала она.
– Ну все, братец. – Кэндас, похоже, хотела еще что-то сказать, но передумала и, бросив матери поводья своего коня, направилась к дому.
Это грандиозное сооружение ни один человек, находясь в здравом уме, не назвал бы просто домом. Оно высилось на холме, среди орехов-пеканов и дубов, а его флигели, фронтоны и террасы простирались во всех направлениях. Гараж, способный вместить по меньшей мере шесть машин, был пристроен к западному крылу, а внутренний двор, которому мог позавидовать даже Версаль, вмещал на своей площади озеро в шесть акров.
Однако Болтон не был ни поражен, ни восхищен. Сын прекрасной Джо Бесс МакГилл, предпочитавшей каньоны замкам, и Колтера Грея Вульфа, ведущего свою родословную от вождей апачей, Болтон вырос в гармонии с природой, которая и определила его представление о прекрасном. Он восхищался красотой утреннего солнца, поднимающегося над горами, красотой олененка, ступающего в прозрачный ручей, великолепием и силой орла, парящего в широких просторах аризонского неба. Природа в своем первозданном виде привлекала его больше, чем затейливый мир людей с их жилищами, отгороженными железными заборами и службой безопасности.