Прибывшим гостям я с порога советовала меховые пальто и прочие утеплители брать с собой, в промерзшую гостиную, где кока-кола подергивалась тонким слоем льда. Гости сначала игриво смеялись, потом растирали покрасневшие носы, прижимали к ушам ледяные ладони и мелко трусили за верхними одеждами.
Бываловы поругались из-за именно верхней одежды: жена Бывалова неожиданно запричитала, что эту морально устаревшую шубу из говнонорки больше не наденет даже для колки дров, а не то что сидеть за праздничным столом. Морально устаревшей шубе сравнялся год, дров жена Бывалова не колола никогда, о чем ей и напомнил Бывалов, разве что немного грубовато. Он сказал:
— А ты, если сейчас не заткнешься, сама пойдешь на растопку.
Когда-то жена Бывалова работала у своего собственного мужа, банкира среднего масштаба, то ли секретарем, то ли ассистентом, кем-то таким, вспомогательным. Но стремительно уволилась после одной истории, очень смешной. Как-то муж принимал в кабинете важного клиента, владельца небольшого металлургического комбината. Клиент выразил желание отметить знакомство глотком шампанского. В служебном баре у Бывалова был дорогой коньяк, хорошая водка, несколько сортов виски, а вот шампанского не оказалось. Ни глотка. Тогда металлургический заводчик подозвал бываловскую жену, небрежно сунул ей в руку несколько смятых пятисотрублевок.
— Сгоняй за шампанским, только быстро, — сказал он, не переставая что-то делать в ноутбуке.
Бываловская жена растерянно молчала, она как-то более привыкла ощущать себя банкиршей среднего масштаба и вообще городской барыней.
— Ну что стоишь? Иди уже! Не волнуйся, если быстро обернешься, мы и тебе дадим выпить. — Заводчик поднял на нее небольшие светлые глаза и ласково потрепал по щеке. — Любишь, поди, шампанское? Ах ты, пизда!..
Мюллер пришел с очередной новой девушкой. Девушка была выше его примерно на голову.
— Тише, — сказал он нам, интимно склонившись, — она библиотекарь.
— И что? — удивилась я.
— Слишком пугливая, — объяснил Мюллер.
Библиотекарь оказалась не пугливая, а очень веселая, у нее были крупные рыжеватые кудри, бледные веснушки по всему лицу и шее, а дальше было не видно, потому что верхние одежды мешали.
Альперовские начали ссориться еще у себя дома, взъерошенная Ирка грохнула о мой кухонный стол тазиком с салатом «Цезарь» и заявила, что пусть этот мудак убирается к своей блядине, она согласна. Мудак Альперовский сказал, что он уберется, пожалуйста, только пусть потом Ирка не обижается и не звонит ночами его маме с истериками, потому что у мамы сердце и камни в почках, но, несмотря на это, она каждое утро готовила Альперовскому творог и украшала блюдо вишенкой от варенья, а Ирка ни бутерброда, ни яичницы, ни пол помыть — надоело на хрен. Все это он сказал довольно спокойно и — что самое невероятное — действительно, повернулся и ушел.