Пришел он один только раз, понадобился охотничий билет, поищи, просил меня в телефон, а что мне его искать, как лежал, так и лежит в жестяной коробке из-под датского печенья, для документов у меня такая, очень удобно, и я протянула ему охотничий билет на пороге, а он молча уставился на мой живот, у меня уже было заметно, наверное, потому что я довольно худая, и он как-то прохрипел без голоса, одним горлом. Блядь, что же ты наделала, блядь, весь побледнел, а потом сразу покраснел и кинул в меня охотничьим билетом, а я развернулась и ушла в комнату, а охотничий билет в меня и не попал, да и что бы мне было-то, картонка просто. Он хрипел там в коридоре дальше, а я вынесла гантель, ну он же не забрал ничего своего, и сказала: „Так, или ты сейчас уходишь, или я сломаю тебе что-нибудь. Ключицу. Или череп“.
Естественно, я сдавала все анализы, все, что положено, а как же, и на учет встала в консультацию в семь недель, ты ходила со мной, группа поддержки… Многие ругают очереди к врачу, а я находила это ожидание даже приятным. Я знала, что у меня девочка, помнишь, как мы смеялись, что ее надо назвать Снежана или Цветана, потому что в детстве любили эти красивые болгарские имена. Ее движения я почувствовала уже на четырнадцатой неделе, мне обычно не верят, а я и не доказываю, гладила себе вздутый уже живот и говорила девочке: мне бы только взять тебя на руки. Я прочитала, что детки чувствуют все и все слышат, мне, правда, трудно это представить, но я разговаривала с девочкой, даже пела, я плохо пою, но можно и несколько уроков взять у соседки, преподавательницы музыки Ирочки, а то как же петь колыбельные, у моей девочки должны быть колыбельные — самые лучшие, какие я смогу только исполнить.
На шестнадцатой неделе пришел результат анализа на альфа-фетопротеин, нехороший результат, сказала докторша, замечательная, похожая немного на снеговика, она поморщилась:
— Нехороший результат-то какой, давай-ка мы тебя внепланово на УЗИ отправим, не волнуйся заранее: во-первых, сама знаешь, как у нас лаборатории работают, во-вторых, один-единственный анализ — это ровно ни о чем не говорит, ничего страшного, сходишь завтра утром, потом — ко мне, я тебя записываю на двенадцать, хорошо?
Нет, не было ни опасений, ни подозрений, я, наоборот, знала: все нормально у меня, я даже тебе ничего не сказала, ну, анализ, ну, нехороший, а вот завтра все выяснится, и все будет правильно… девочка шевелилась.
Доктор на УЗИ оказался молодым мужчиной, в недлинном халате с вышивкой на кармашке, инициалы, две буквы „М“, уютный кабинет был затемнен. „Очень приятно, это хорошо, — сказал он, — что вы чувствуете шевеление, это славно, устраивайтесь поудобнее, немножечко будет холодно, это гель, теперь просто лежите, просто лежите, нетрудно дышать? Вот так, хорошо, та-а-а-а-к, та-а-а-а-к, та-а-а-а-к, будьте добры, вы оставайтесь пока на кушетке, я отойду на пару минут, ничего?“