Сержант поднялся, снял свои юфтевые сапоги, аккуратно обмотал вокруг голенищ портянки и полез на верхнюю полку. Там он улегся и, расслабившись, пробурчал:
- «Служи по Уставу – завоюешь честь и славу!»
…Да, глубоко копнул тогда сержант,- со злостью подумал Владимир, удивляясь, как тот смог точно подметить болевые точки офицера, и действия своего начальника заставы по сокрытию грубого нарушения воинской дисциплины обрисовал он почти точь в точь, как и действия Минаева в отношении Асхакова. И зачем Минаеву это нужно было?! Ладно – я, замполиту «лезть поперек батьки в пекло» вроде бы как не принято: сказал начальник «люминий» - значит: «люминий». Да и мое время исканий, проб и ошибок уже подходит к концу – уже почти год как на заставе. Но он-то, молодой начальник, только что принявший под командование чужую заставу, он-то ведь мог воспользоваться для наведения порядка на заставе своим «первым конвертом».
…Вдруг Владимир почувствовал, как стало невыносимо холодно – дрожь буквально пробила его.
Вскочив на ноги, он сделал несколько энергичных движений, чтобы согреться и, взглянув на неподвижно лежащего рядом Корнева, сказал:
- Вставай, а то окочуришься.
Корнев даже не пошевелился.
- Ты живой?- вновь обращаясь к солдату, спросил лейтенант.
- Ноги болят,- тусклым голосом после длинной паузы отозвался Корнев.
- Чтобы ноги не болели, нужно больше спортом заниматься…
- Спортом…- недовольно шмыгнул носом Корнев,- бегаем, высунувши языки, по горам как пришибленные,… если загнусь, - через мгновенье бесцеремонно добавил он,- вам отвечать придется!
Кровь бросилась в лицо лейтенанту. Посмотрев на Корнева изучающим взглядом, он сквозь зубы, нервно процедил:
- Да, то, что есть, кому за вас отвечать, это вы хорошо усвоили. Только вы, товарищ солдат, не учли главного: именно потому, что я отвечаю за вас да за таких ублюдков как Асхаков, я и бегаю тут по горам как «пришибленный». Я прекрасно знаю, что мне придется нести ответственность за случившееся на посту, и не советую вам, товарищ солдат, напоминать мне об этом.
Владимир на минуту замкнулся, остро ощутив, как к его сердцу вновь подкатила волна злости и жгучей ненависти к Асхакову. Тут же в его воспаленном мозгу эта волна сменилась чувством своей вины за все случившееся на посту.
«Проморгал гада! Совсем утратил бдительность: все казалось, что солдаты с уважением ко мне относятся, а что оказалось?.. Командир хренов! А теперь что?! Кашу заварил я такую, что на все Пограничные войска прогремлю! Скорее всего, уже весь резерв части тут – ищут, ловят ублюдка, а он, ужравшись, наверное, где-то посапывает под кустиком и плевать хотел на всех».