Мыза задней стороной своей соприкасалась с опушкой рощи. Строения были небольшие, одноэтажные и такие старые, что неминуемо должны были разрушиться и превратиться в груды мусора и щепок, как только железное чудовище пронесется мимо них.
С южной стороны дома находился сад, окруженный изгородью боярышника, из сада маленькая решетчатая калитка вела в рощу. Калитка была не заперта, и Маркус, войдя в нее, пошел по единственной узкой дорожке, которая прорезывала зеленую лужайку, усеянную полевыми цветами. Высокие вершины двух грушевых деревьев и прекрасной рябины бросали на нее прохладную тень.
Маркус поравнялся с липовой беседкой, образовавшейся из перепутавшихся ветвей старых лип: там стоял стол и две грубо сделанные скамейки.
Со стороны нового владельца „Оленьей рощи“ было большой нескромностью подойти к столу, на котором лежали ножницы, наперсток и несколько штук тонкого белья, приготовленного для починки. Все это указывало на то, что беседка служила местопребыванием дамы.
Там же стояла чернильница и рядом с нею лежала открытая толстая записная тетрадь. Сомнений больше не было: в этом зеленом убежище фрейлейн гувернантка оседлывает своего Пегаса и творит чувствительные стишки…
Однако, бросив мельком взгляд на записи, Маркус рассмеялся: мало поэзии было в них. „Две пары голубей продано в Тильрод, а также шестьдесят яиц“ и так далее. Следовательно, если пальцы фрейлейн гувернантки испачканы сегодня чернилами, то в этом всецело виновата хозяйственная книга.
Маркус пошел дальше, туда, где оканчивался луг, уступая место нескольким грядкам овощей, приютившихся в углу сада. Вправо от дома кусты малины образовали живую изгородь, отделявшую сад от двора – здесь в дальнейшем должны были быть проложены рельсы.
Закудахтала пара „уцелевших кур“, залаяла собака, скрипнула калитка, и меж ветвей мелькнуло что-то белое.
Маркус невольно натянул плотнее перчатку на правой руке и ускорил шаги навстречу даме в белом платье. Но это была только служанка, появление которой всегда так сердило его, что кровь бросалась ему в голову. На свой нищенский костюм она надела широкий белый кухонный передник и высоко засучила рукава рубашки: ни безобразного платка, „наглазника“, ни шляпы на ней не было!
Не заметив неподвижно стоявшего помещика, девушка наклонилась и стала срезать разную зелень кухонным ножом. Кончив работу, она подняла голову и увидела Маркуса. Яркая краска разлилась по ее лицу, и первым ее движением было опустить полотняные рукава на обнаженные руки, но она удержалась, не сделав этого.