КАРТИНА ВЕРНУЛАСЬ В МАСТЕРСКУЮ
На мольберте стоит большая картина, а вся мастерская усыпана этюдами, солнечными, живыми записями волжских впечатлений. На художника отовсюду глядят типы волжан, суровые и веселые лица. Этюды, этюды… Сколько их! Кажется, что в каждом Репин гнался за солнцем. В каждом — иное освещение, иное расположение теней. Но во всех солнечное раздолье, ясная ширь жаркого лета. Загорелые лица, натруженные руки, лапти и рубища, драные холщовые рубашки и освещенный солнцем песок. Волга, привольная река в бурю и в тишь, в солнце и в хмарь.
Репин с восторгом и самозабвением работает над холстом, который очень быстро принес ему, еще ученику Академии, мировую славу.
Первое впечатление ожгло его своей силой. Он ходит сам не свой с тех пор, как ярким летним днем 1868 года увидел на Неве бурлаков, тянущих на лямках плоты по реке. Впечатление глубокое, захватившее воображение на долгие месяцы.
Виднеющиеся на берегу стайки барышень в разноцветных платьях казались ему какими-то неземными существами, красавицами, далекими, чарующими, недоступными. Он предавался очарованию этой цветущей молодости — и вдруг полосонуло по сердцу, как ударом хлыста.
Люди, впряженные вместо скота! «Бурлаки, как темная туча, заслонили веселое солнце». Радость померкла. Первое впечатление легло на душу тяжелым грузом. В сознании никак не умещалась мысль, что может существовать такое страшное истязание человека рядом с беззаботной игривостью праздных людей.
Черные лохмотья поднялись, чтобы пропустить несколько «неземных созданий». Художник запомнил этот момент. Черные, поднятые руки — и под ними, как под мрачной аркой, вспорхнули барышни, подобные букетам цветов.
Вот это первое впечатление и хотелось передать. Построить картину на таком контрасте казалось значительным.
К Репину зашел молодой художник Федор Васильев. Его считали феноменально одаренным человеком. Словно все таланты были собраны в пригоршню и попали на него одного, хотя предназначались для нескольких человек.
В девятнадцать лет он, не учась рисованию и работая на почте, стал блестящим художником — писал маслом маленькие пейзажи. Эти вещи приводили Крамского и его друзей в восторг. Каждая новая картинка — источник удивления.
Не обучаясь музыке, он садился за фортепьяно и играл бетховенские сонаты. Он писал стихи, был неистощимо остроумен, изящен и даже фатоват, при большой стесненности в средствах.