— Вот так далеко, да? — негромко проговорил менестрель, теперь не переставая поглаживать усы. Ранду показалось, что этим он скрывает улыбку, и юноша заметил, как Перрин хмурится.
— Заходить в горы — к несчастью. — Мэт будто оправдывался, что не ходил дальше. — Это всем известно.
— Это совершенная глупость, Мэтрим Коутон, — гневно прервала его Эгвейн. — Найнив говорит... — Она осеклась, щеки ее порозовели, а взгляд, которым она окинула Тома Меррилина, отнюдь не светился дружелюбием, как раньше. — Неправильно, так... Это не... — Девушка покраснела еще больше и умолкла. Мэт прищурился, словно ему в голову закралось подозрение о том, каким должно было быть продолжение.
— Ты права, дитя, — сказал сокрушенно менестрель. — Я смиренно прошу прощения. Я здесь для того, чтобы выступать и веселить людей. Ах, ах, всегда мой язык доставляет мне неприятности!
— Может, мы и не странствовали так далеко, как вы, — решительно заявил Перрин, — но какое значение может иметь то, насколько высок Ранд?
— Сейчас-сейчас, парень. Чуть погодя я дам тебе возможность попробовать поднять меня, но ты не сможешь оторвать мои ноги от земли. Ни ты, ни твой высокий друг — Ранд, правильно? — и никто другой. Ну, что вы об этом думаете?
Перрин насмешливо фыркнул:
— Думаю, могу поднять вас прямо сейчас.
Но когда он шагнул вперед, Том Меррилин жестом остановил его:
— Позже, парень, позже. Когда соберется побольше зевак. Артисту нужна публика.
С того момента, как из гостиницы появился менестрель, на Лужайке собралось десятка два человек — от молодых мужчин и девушек до детей, которые, затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, выглядывали из-за спин более старших зрителей. Все словно бы ждали от менестреля каких-то чудес. Седой мужчина оглядел стоящих вокруг него — как будто пересчитывая их, — затем едва заметно качнул головой и вздохнул:
— По-моему, лучше кое-что вам показать, так, маленький образчик. Такой, чтоб вы смогли поделиться впечатлениями с другими. А? Просто небольшой кусочек того, что вы увидите завтра на своем празднике.
Менестрель отступил на шаг назад, затем внезапно, одним прыжком, изогнувшись и сделав в воздухе сальто, оказался на кромке старого фундамента, лицом к зрителям. Более того, в его руках, едва он успел приземлиться, затанцевали три шарика — красный, белый и черный.
Вздох изумления и удовольствия пронесся над зрителями. Даже Ранд позабыл о своей досаде. Он улыбнулся Эгвейн и получил в ответ восхищенную улыбку, затем они оба повернули головы и с нескрываемым интересом стали смотреть на менестреля.